Да и я сама не в лучшем положении. Позволяю себя любить, унижая хорошего человека своим снисхождением, а сама не могу выбросить из головы бывшего любовника. Да если бы можно? Все и абсолютно все напоминает о нем: запахи, звуки и даже Катя (еле уловимым сходством).

Я окончательно схожу с ума. А кто бы чувствовал себя по-другому? Часто ночью в объятьях мужа я думаю о том, что нужно все бросить, просто не нести этот колоссальный груз, ведь я неминуемо сломаюсь… Я держу себя за руку, чтобы не набрать его номер и просто послушать любимый хриплый голос. И он был прав, я начинаю выть на Луну. Только не могу себе позволить даже голоса подать… И все ж хорошо, и все так чертовки плохо.

В последнее время даже плакать не берусь: слезы — это завидная роскошь. На моем лице должна сохраняться довольная улыбка, эдакая хорошая мина при хреновой игре. Больно — посмейся, упал — посмейся громче, хочется умереть — вообще начинай ржать как лошадь.

Ты же создаешь иллюзию благополучия. Для других… Не для себя! Ни в коем случае не выдай себя ни жестом, ни словом, все подальше, поглубже. Туда, куда никто уже не заглянет.

И постоянно ври себе — это, скажу я вам, очень помогает. Любишь — да это так что-то в груди покалывает от погоды, не можешь забыть — это последствия хронического стресса, все еще хочешь — психосоматическое расстройство. Как легко оказывается все объяснить! И я блестяще с этим справляюсь. Мою фотку пора выставлять в Википедии в статье «Мастер самообмана и подмены понятий».

Что-то меня уже совсем занесло в густые дебри самоанализа, он же — самобичевание. Наверное, Зураб прав, не стоит мне ехать к Стасу и Кате, ну а вдруг он там будет… А я от разных таких чувств грохнусь в обморок как гимназистка на публичных чтениях Александра Блока. Буду пустыми, как у дохлой рыбы, глазами созерцать его великолепие. Отпустите, Ярослав Александрович, щуку на волю, только вот поцеловать не забудьте на удачу.

Каша в голове последние месяцы — это моё любимое блюдо…

— Ксюш, Ксюш, — Зураб вырывает меня из потока сознания, — мы приехали, ты задремала.

Он подает мне руку. Мой рыцарь без страха и упрека. Хочется прям тряхнуть его. Не той даме ты свое сердце вверил, Зураб. Я вряд ли оценю твои благородные порывы. Я отравлена ядом, имя которому «Ярослав Корецкий», он же генерал, он же князь тьмы, он же черт рогатый (ну конечно же рогатый — хаха), демон Азазель. Мой личный демон и повелитель моего личного ада.

Хватит! Натягиваю улыбку счастливой жены (у меня, кстати, таких масочек много) и выплываю из авто. Мы сегодня приглашены на обед к чете Лисовских (нет, это не мои родители, а Стас и Катя), которые 3 месяца назад стали родителями прекрасной Танечки. По большому счету я приехала конкретно из-за этого ребенка, такого сладкого и хорошенького, что я, как мать девочки-подростка, просто исхожусь на нет, когда держу это крошечное чудо на руках.

Моя племянница. Его внучка. С такими же черными глазами. Схожу с ума по трапу с чемоданом. Ну мать, ты даешь! Перенесла свою неиспользованную любовь на внучку того, чьё имя не упоминаешь в суе. Ну я чисто гипотетически, могла бы быть Танечке не только тетей, ну и бабушкой… Сама себя насмешила, какая из меня бабуля в 32.

— Ксюша, рада тебя видеть, — Катюша меня обнимает, — что с тобой такое, Зураб, ты жену кормишь вообще?

— Ну, Катюня, я ее кормил, кормил, а она стала еще меньше. Ой ну, а тебе материнство к лицу, — Зураб, как обычно, может превратить любую неловкую ситуацию в повод для комплиментов. Вот хороший же мужик, но с женой ему не повезло.

— О, замухрыжка, — Стасу бы язык подрезать, — он берет меня двумя пальцами за шею, — ты смотри прям в суповой набор превратилась. Вот как кости торчат. Сразу видно, как тебе хорошо замужем.

— Зато твой, Стасик, «комок нервов», — показываю на его животик, — растет не по дням, а по часам. Кого ждем? Мальчика аль девочку!

— Говорил маме, что надо было тебе продать цыганам, нет она уперлась, видно по цене не сошлись, — Стас не унимается, ну прям КВН, «Камеди Клаб» и «Кривое зеркало» в одном наборе.

— Тебя-то они даже в нагрузку брать отказались — говорят, зачем нам этот сопливый пацан, даже какашки за медведями убирать не пойдет.

— А я смотрю, ты тоже живот растишь, — Стас указал на мой округлившийся животик и замер.

— Ксюха, да ты?..

Зураб взял меня под руку:

— И да мы ждем ребенка.

Катя аж присела на стул:

— И давно?

— Уже 4 месяца, — отвечаю я.

Катька кидается на меня:

— Оксанка, как хорошо!

— Мы тоже рады, уговаривал Ксюшу родить наследника, а тут такое дело…

И правда Зураб еще за месяц до свадьбы попросил меня не пить противозачаточные таблетки, я сопротивлялась, но сдалась. Думаю — чему быть, того не миновать.

— Что-то папа запаздывает? — вид у Кати расстроенный, — наберу Глашу.

— Он вообще там плох, — вмешивается Стас, — пьет днями и так уже месяцев пять, сорвался! Наверное, что Раиса ушла…

— Так друзья, а чего мы сидим тут, поехали Корецкого отряхнем, — Зураб был полон энтузиазма.

— Ты что? — я прямо испугалась…

— А чего он киснет, надо его поддержать, я сейчас Сашу подтяну, — все-таки Зураб — уникален. Таких больше нет, и я его не заслуживаю.

Катюша поцеловала Зураба в щеку:

— Ты молодец, Стас, бери коляску и Таню — едем к деду.

Меня жутко затошнило от этой идеи и от встречи с князем тьмы.

Мы расселись по машинам и уже через час были перед воротами дома генерала. Ноги отказывались нести меня. Но мы вошли в пустой дом.

— Яр, — позвал Зураб, — ты жив?

Отклика не было, тогда я зашла в комнату Кати, я увидела Ярослава.

— О, виденье, — он уставился на меня пустыми глазами, — изыди, русалка!

— Ярослав, это я!

— И голос похож!

— Ну чего ж похож, это я — Оксана!

— Саша, нам нужна капельница, — Зураб обратился к Волкову, — надо Яра прокапать и будет как новый. Столько пить…

Моё сердце рвалось, это из-за меня ему теперь плохо.

Его черные глаза смотрели прямо на меня:

— Ты голодаешь? Зураб, хоть иногда корми свою жену, а то она скоро исчезнет…

Я присела рядом с Корецким:

— Ярослав Александрович, как Вы?

— Твоими молитвами, Оксаночка, — он протянул руку к моему лицу, — глаза настоящей русалки!

— Яр, ты бредишь, — Зураб убрал его руку от моего лица.

Корецкий пьяно вскинул голову:

— Хорошо, что вы все со мной, теперь и умереть нестрашно.

— Папа, — Катя залилась слезами, — ну что ж ты так?