На последних словах воевода осекся, подошел к столу, глотнул из кружки, чтобы смочить пересохшее от длинных речей горло, и, неожиданно скомкав свою речь, снова обратился к крестоносцу.

– Ладно, рыцарь, время уже позднее, а у меня еще много дел незаконченных. Сейчас возвращайся к своим, тем более что там тебя приятный сюрприз ожидает, – воевода еще раз глотнул из кружки и продолжил: – Завтрашний день вам на принятие решения, вечером сообщите, что решили-остаетесь с нами или другой дорогой пойдете. Да, вот еще, меч свой не забудь.

В голове Ульвэ из-за услышанного от воеводы творился полный беспорядок. За все время он так ни разу не проронил ни одного слова, а лишь внимательно слушал, хотя понимал и верил далеко не во все.

На рыцаря, как волна, накатились воспоминания последних дней. Сначала пробуждение в непонятном лесу и стычка с ужасными существами, у которых были тела людей, а головы ящеров-демонов из преисподней, встреча с русичами и дорога до их лагеря, поход за травами и бегство от болотного великана, а после смертельный поединок с Евпатием. И в конце концов наблюдение откуда-то сверху за манипуляциями над собственным телом.

Во всех этих воспоминаниях одним из главных действующих лиц был русский богатырь, умеющий делать странные вещи. То он разжигает погребальный костер теплом от собственных ладоней, то делает почти невесомыми носилки, на которых несут раненых рыцарей. А там, в лесу, когда собирали травы, Евпатий вел себя странно, он словно уснул прямо стоя незадолго до встречи с огромным болотным великаном. Да и здесь, после поединка, именно Евпатий вернул к жизни поверженного Ульвэ.

Крестоносец задумчиво поднялся со своего места, медленно подошел к столу, возле которого находился его меч и посмотрел на воеводу. Старик не обращая больше никакого внимания на рыцаря, углубился в свои записи.

Ульвэ помялся с ноги на ногу, явно не решаясь о чем-то спросить, но потом, словно передумав, молча забрал свой меч и вложил его в ножны. Развернувшись к выходу, Ульвэ, все еще перебирая в голове нахлынувшие бесконечным потоком мысли, медленно зашагал прочь. Остановившись на пороге, крестоносец обернулся и, словно набравшись смелости, задал наконец воеводе мучивший его вопрос.

– Скажи мне, воевода, а Евпатий – он и есть этот ваш Чародей?

Воевода оторвался от своих записей и в первый раз широко и искренне улыбнулся.

– Евпатий? Ну что ты, конечно же, нет! – продолжая весело смотреть на рыцаря, сказал воевода. Затем улыбка исчезла с его лица, взгляд стал серьезным и он продолжил: – Евпатий его ученик.

Ульвэ совершенно один брел по русскому лагерю. Караульные возле терема воеводы подсказали ему дорогу и больше не обращали на него никакого внимания. Это было очень необычно – все последние дни находиться под неусыпной стражей и чувствовать себя пленником, а теперь словно оказаться никому не нужным.

На полпути навстречу ему попался отряд тех самых воинов в пятнистой одежде, что содержались в соседней избе. Первым шел Глеб.

– Какие люди! – радостно воскликнул он, едва заметив крестоносца.

Ульвэ на всякий случай оглянулся, но никаких людей рядом с собой не обнаружил.

– Так, значит, – не переставая широко улыбаться, бесшабашно продолжал недавний попутчик в походе за травами, – принесли его домой, оказался он живой?

– Кого принесли? – обезоруженный искренней радостью Глеба, решил уточнить крестоносец.

– Кого-кого, – беззлобно передразнил Глеб, – зайчика, конечно, кого же еще. Пиф-паф, ой-ой-ой, ну и так далее.

– Чего? Какой еще пиф-паф? – нахмурился Ульвэ, пока еще не определившись сердиться ему на этого добродушного паренька или обождать.

– Ай, ладно, понятно, другие у вас сказки, наверное, – махнул рукой Глеб, а затем, заключив крестоносца в широкие объятия, продолжил: – Жив ты, говорю, а это здорово! А нас вот в казармы переводят. Ты извини, мне уже бежать пора, своих догонять, потом поболтаем, ладно? Не дожидаясь ответа, Глеб хлопнул рыцаря по плечу и побежал догонять свой удаляющийся отряд. А Ульвэ, посмотрев вслед бывшему соседу, пожал плечами и побрел дальше к забору, за которым виднелась знакомая изба.

Стражников возле калитки и крыльца дома, где их держали последние дни, больше не было, а из-за приоткрытых ставней избы, доносился дружный и громкий хохот.

На улице уже почти стемнело, и Ульвэ отчетливо разглядел, как в хорошо освещенной свечами и лучинами комнате все трое его боевых товарищей сидели за столом, слушали очередные байки Трувора, скорее всего про его победы над женским полом, и дружно хохотали. Даже набожный Михас держался от смеха за живот, когда всегда немногословный Генрих отпускал пошлые шуточки в адрес похождений Трувора. Все выглядело так, словно рыцари сидели в какой-нибудь мирной таверне, не обремененные заботами о завтрашнем дне, сытые и довольные жизнью. А самое главное, что все они были абсолютно здоровы, без каких бы то ни было признаков былых тяжелых увечий. Трувор и Михас, один из которых еще с утра был без сознания, а другой едва мог пошевелиться, выглядели так, словно месяц отдыхали на какой-нибудь зажиточной крестьянской ферме. Видимо, это и был тот приятный сюрприз, о котором говорил воевода.

Стоящий за окном Ульвэ еще раз окинул взглядом веселящуюся и не замечающую его компанию, о чем-то ненадолго задумался и заходить в избу передумал. Он решительно развернулся и вышел обратно за калитку. В душе его была полная пустота, а в голове смятение.

Говорят, что человек полноценно живет до тех пор, пока у него есть враг. А если вдруг врага не остается, то жизнь теряет всякий смысл. Враг этот не обязательно должен быть конкретным человеком или живым существом. Человеку необходима сама борьба. Борьба и преодоление трудностей, побеждая которые ты становишься сильнее.

Для Ульвэ главным врагом всегда были те, кто противится воле ливонского ордена крестоносцев. И так получилось, что последние годы это были в основном непокорные русские, ставшие для рыцаря главным и непримиримым врагом. Но если все, что рассказал воевода, правда, то смысла в этой враждебной ненависти больше не было. Как не было и ливонского ордена, во славу которого сражался рыцарь. Все это пустой тоской и тяжелыми мыслями давило на Ульвэ.

– Послушай, – обратился крестоносец к проходившему мимо калитки прохожему, – а Евпатия где можно найти?

– Новенький? – больше утвердительно, чем вопросительно, отозвался остановившийся в вечерних сумерках человек, а затем беззаботно объяснил: – Пройдешь четыре двора в эту сторону, – прохожий указал рукой направление, – а затем направо свернешь. Третий двор и будет изба Евпатия.

Показав дорогу, человек, более не задерживаясь, быстро зашагал дальше по своим делам.

Темнело быстро, и пока Ульвэ нашел нужный ему двор, на улице уже стало хоть глаз коли, почти ничего не видать.

На стук Ульвэ дверь открыл сам Евпатий. Крестоносец впервые видел русича без доспехов, а в простой домашней одежде, с непокрытой головой.