Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я помолился, – сказал он.
– Правда?
– Правда. Но дальше… Итак, мы поручим это барону Висконти.
– Хорошо.
Я говорила «хорошо», а думала: «Это мы еще посмотрим».
– Но это еще нельзя сделать так скоро, – сказала я.
– Через два месяца.
– Вы смеетесь? – спросила я, как будто это было совершенно невозможно.
– Через шесть.
– Нет.
– Через год?
– Да, через год. Вы подождете?
– Если нужно; только бы я мог видеть вас каждый день.
– Приезжайте в Ниццу, потому что через месяц я уезжаю в Россию.
– Я поеду за вами.
– Это невозможно.
– Почему?
– Мать моя не захочет.
– Никто не может помешать мне путешествовать.
– Не говорите глупостей.
– Но ведь я вас люблю!
Я нагнулась к нему, чтобы не потерять ни одного его слова.
– Я всегда буду любить вас, – сказал он. – Будьте моей женой.
Мы входим в банальности влюбленных, банальности, которые становятся божественными, когда люди действительно полюбили навсегда.
– Да, право, – говорил он, – это было бы так хорошо – прожить жизнь вместе, у ваших ног… обожая вас… Мы оба будем стары, так стары, что будем нюхать табак, и все-таки всегда будем любить друг друга. Да, да, да… Милая!..
Он не находил других слов, и эти слова, такие обыкновенные, становились в его устах величайшей лаской.
Он смотрел на меня, сложив руки. Потом мы рассуждали, потом он бросился к моим ногам, крича задыхающимся голосом, что я не могу его любить, как он меня любит, что это невозможно. Потом он захотел, чтобы мы признались друг другу в своем прошлом.
– О! Ваше прошлое, милостивый государь, меня не интересует.
– О! Скажите мне, сколько раз вы любили?
– Раз.
– Кого?
– Человека, которого я не знаю, которого я видела десять или двенадцать раз на улице, который не знает о моем существовании. Мне тогда было двенадцать лет, и я никогда с ним не говорила.
– Это сказка!
– Это правда!
– Но ведь это роман, фантазия; это невозможно, это тень какая-то!
– Да, но я чувствую, что не стыжусь этой любви и что он стал для меня чем-то вроде божества. Я ни с кем его не сравниваю и не нахожу ему никого достойного.
– Где же он?
– Да я не знаю. Очень далеко, он женат.
– Вот безумие!
И мой чудак Пьетро имел весьма недоверчивый и пренебрежительный вид.
– Да, это правда. И вот, я и люблю вас, но это уж не то.
– Я вам даю все мое сердце, а вы мне даете только половину своего, – говорил он.
– Не просите слишком многого и постарайтесь удовлетвориться.
– Но это ведь не все? Есть еще что-нибудь?
– Это все.
– Простите меня, но позвольте мне на этот раз вам не поверить. (Как вам понравится такая испорченность?!)
– Нужно верить правде.
– Не могу.
– Ну, тем хуже! – воскликнула я, рассердившись.
– Это превосходит мое понимание, – сказал он.
– Это потому, что вы очень испорчены.
– Может быть.
– Вы не верите тому, что я еще никогда не позволяла поцеловать себе руку?
– Простите, но я не верю.
– Сядьте подле меня, – говорю я, – поговорим и скажите мне все. И он рассказывает мне все, что ему говорили и что он говорил.
– Вы не рассердитесь? – говорит он.
– Я рассержусь только в том случае, если вы что-нибудь скроете от меня.
– Ну, так вот что! Вы понимаете, наша семья здесь очень известна…
– Да.
– А вы иностранцы в Риме.
– Что же из этого?
– Ну, так моя мать написала в Париж разным лицам.
– Это вполне естественно; что же обо мне говорят?
– Пока ничего. Но что бы там ни говорили, я буду вечно любить вас.
– Я не нуждаюсь в снисхождении…
– Теперь, – говорит он, – затруднение в религии.
– Да, в религии.
– О! – протянул он со спокойнейшим видом. – Сделайтесь католичкой.
Я остановила его очень резким словом.
– Хотите, чтобы я переменил религию? – воскликнул А.
– Нет, если бы вы это сделали, я бы стала вас презирать.
В действительности я сердилась бы только из-за кардинала.
– Как я вас люблю! Как вы прекрасны! Как мы будем счастливы!
Вместо всякого ответа я взяла его голову в свои руки и стала целовать в лоб, в глаза, в волосы. Я сделала это больше для него, чем для себя.
– Мари! Мари! – закричала тетя наверху.
– Что такое? – спросила я спокойным голосом, просунув голову в дверь, чтобы казалось, что голос раздается из моей комнаты.
– Два часа, пора спать…
– Я сплю.
– Ты раздета?
– Да, не мешайте мне писать.
– Ложись.
– Да, да.
Я спустилась и нашла пустое место: несчастный спрятался под лестницу.
– Теперь, – сказал он, возвращаясь на свое место, – поговорим о будущем.
– Поговорим.
– Где мы будем жить? Любите вы Рим?
– Да.
– Ну, так будем жить в Риме, только отдельно от моей семьи, совсем одни!
– Еще бы, да мама никогда бы и не позволила мне жить в семье моего мужа.
– Она была бы совершенно права. И к тому же у моей семьи такие странные принципы! Это была бы пытка. Мы купим маленький домик в новом квартале.
– Я предпочла бы большой. – И я подавила многозначительную гримасу.
– Ну, хорошо, большой.
И мы принялись – он, по крайней мере, – строить план на будущее. Сейчас видно было, что этот человек торопится изменить свое положение.
– Мы будем выезжать в свет, – сказала я, – мы будем жить широко, не правда ли?
– О, да! Говорите, рассказывайте мне все.
– Да, когда собираешься провести вместе жизнь, нужно обставить себя как можно лучше.
– Я понимаю. Вы знаете все о моей семье. Но дело еще за кардиналом.
– Надо будет как-нибудь поладить с ним.