Гриша огляделся. Вокруг в сумеречном полуденном свете, пробивавшемся вместе с моросью сквозь многоярусные кроны к подножию леса, — пятнистый хаос переплетенных лиан, чешуйчатых листьев, покрытые бородатыми наростами мха стволы, под ногами среди корней какие-то осклизлые, совершенно бесформенные грибы. Справа джунгли упирались в почти отвесную стену. Раза в три выше, чем самые высокие деревья. Метров сто сорок — сто пятьдесят высотой. Гриша Чумаков шел вдоль нее больше двух часов. Время от времени он подходил к ней вплотную, но там идти было значительно тяжелее. И опасней. У подножия было полно осыпавшихся камней размером от крупного гравия до валунов весом никак не меньше тридцати тони. Ноги скользили между острых граней, покрытых во многих местах слоем плесени, почти как водорослями в полосе прибоя. Один раз он неудачно поставил ногу, и стопа, как в тиски, угодила в узкую щель между двумя каменными обломками. В течение секунды Гриша балансировал, стараясь сохранить центр тяжести, и если бы это ему не удалось… Хрум! В цепи неудач эта могла бы оказаться последней.

Сколько он себя помнил, среди сверстников ни у кого так часто не случались травмы ног, как у него. Ноги были его слабым местом. С детства. Несмотря на тренировки и футбол. Буквально проклятьем. Бесконечные занозы, которые постоянно норовили нагноиться, потертости, удар вместо мяча в подошву бутсы защитника и как результат — слезший ноготь на большом пальце — это случалось каждое лето. В прошлом году — вывих коленной чашечки. Трижды без видимых на то причин его за ноги кусали животные, одним из них была змея — не кобра, слава богу, так — среднеазиатский леопардовый полоз, но тоже достаточно неприятно; а другим — огромная самка паука-птицееда. А в позапрошлом году его ни с того ни с сего цапнул сквозь штанину молодой самец дикобраза, да так сильно, что Гриша едва сумел остановить кровь. Чем ему не понравилась Гришина нога, не смог ответить даже егерь заповедника. «Запах твой, что ли, ему пришелся не по душе», — пожал он широченными плечами в ответ на Гришин вопрос. — «Спариваются они сейчас — как бы извиняясь, пояснил он. — Нервные стали».

Да, если существует равновесие в мире, то Гришины ноги его явно нарушали. Это Гриша Чумаков понял уже давно. Блестящая сногсшибательная карьера суперпрофессионала Косморазведки, о которой он бредил в детстве, едва научившись ходить на горшок, становилась недостижимой мечтой. И вовсе не потому, что Гришу воспитали в неге и холе. Совсем наоборот! Он опережал многих не только в математике и логике, но и демонстрировал превосходные результаты в ориентировании, плавании, пилотировании. В рукопашной схватке это был гибкий, как хлыст, непредсказуемый соперник. Зачетное время, показанное Гришей во время двадцатикилометрового кросса на втором курсе, вошло в десятку лучших результатов за всю историю Днепропетровской Астрошколы. И, тем не менее, даже в самые счастливые дни в своей жизни он не был уверен, что ноги его не подведут: не подвернется в критический момент лодыжка или не соскочит вдруг коленная чашечка.

«Карьера косморазведчика не для тебя», — сказал ему как-то дед. И с этим надо было смириться. Нельзя утверждать, чтобы это случилось в один день, но последним доводом стала статистика, с которой познакомил его дед. О средней продолжительности жизни среди различных профессиональных групп. Что и говорить, цифры свидетельствовали сами за себя, вернее, разница в цифрах. Первое место по продолжительности жизни (то самое, как говорят спортивные комментаторы, с наименьшим количеством набранных очков) занимали суперпрофессионалы Косморазведки. Если верить статистике, только три четверти из них доживали до шестидесяти. «Но ты учти, — заметил дед, — что на самом деле цифра эта еще меньше, гораздо меньше, ибо в эту графу включены и люди, которые, поработав в Косморазведке три, пять, десять лет, потом переходили в другие профессиональные группы. Настоящая средняя продолжительность жизни матерого косморазведчика около сорока пяти лет. Это я тебе могу подтвердить как заместитель директора Внеземного Отдела Информатория. Подумай над этим».

И Гриша подумал. Ну что ж, вовсе не обязательно связывать себя с Косморазведкой на всю жизнь. Десять, пять, а лучше — три года. Принадлежность в прошлом к этому клану автоматически становилась гарантией успеха и продвижения по служебной лестнице. Стоило рискнуть.

Гриша вытер капли дождя (они оказались с солоноватым привкусом пота) и осторожно, выбирая куда поставить ногу, двинулся в сторону вертикальной каменной стены. Это был край плато, на котором где-то стоял корабль, «Крестоносец», который им удалось обнаружить с орбиты. Идти вдоль плато в поисках более удобного места для подъема больше не имело смысла — только зряшная потеря времени и расход сил. Через четыре-пять часов наступит ночь, а Грише вовсе не улыбалось провести еще сутки в каких-то диких дебрях на окраине исследованного мира. Правда, не было и никакой гарантии, что, вскарабкавшись на плато, он сразу наткнется на корабль, но тем не менее…

До сих пор Грише везло. И он это ясно осознавал. Это было настоящее ядреное везение. Во-первых, он уцелел при взрыве мезонатора и сумел удачно приземлиться. Никаких вывихов коленных чашечек, даже ни одного синяка. «Не иначе, кто-то молится за тебя, сынок», — сказал бы Воланд, усмехаясь кривоватой улыбкой. Во-вторых, он на своем пути не встретил пока ни одной более или менее крупной твари. Так — какая-то мелочь. Но не надо быть семи пядей во лбу, дабы сообразить, что на эту мелочь должен кто-то охотиться, какие-нибудь кривозубые, не обремененные излишними предрассудками санитары леса. Имеется в виду, предрассудками против чужеродного инопланетного белка. В свою очередь на санитаров могут охотиться еще более крупные чистильщики. В-третьих, он приземлился недалеко от плато. И это было главным.

Насколько повезло остальным, он представлял себе слабо. При катапультировании с высоты стратосферы разброс может быть огромным. Безусловно, он ближе всех оказался к кораблю. И если он первым достигнет его, то… Что? Он сможет получить какие-то дополнительные очки? Гриша слыхом не слыхивал об этом. Курсантский фольклор об этом напрочь умалчивал. Хотя, с точки зрения логики… Нет, к черту! Какие дополнительные очки? Пятерка или сдаст зачет, или проваливает его как один человек. Нет, крышу над головой — вот что он будет иметь, добравшись до «Крестоносца», защиту от дождя, местных хищников, время отдохнуть, обдумать положение и помочь остальным. Если они живы. Вздор, конечно, живы. А если погибли, и он остался один? Или если кроме него выжили еще один или двое? Гриша почувствовал неприятный холод в животе, потому что вдруг натолкнулся на мысль, которая раньше никогда не приходила ему в голову. Странная, совершенно дикая мысль. Даже непонятно, откуда она взялась. Могут ли так сложиться обстоятельства, что группа будет заинтересована в смерти одного из своих членов?

В этом месте стена на глаз была метров сто тридцать высотой. «Вздор», — подумал Гриша. Высота земной секвойи. Да и не все сто тридцать метров вертикальные. Он поднял голову, прикидывая маршрут подъема. Первые несколько десятков метров стена имела наклон градусов шестьдесят-семьдесят. У верхнего края плато, последние пятьдесят метров заросли свешивающимися лианами, на вид достаточно прочными, чтобы за них без особого риска можно было ухватиться, как за веревки. Настоящую опасность представляли тридцать пять — сорок метров посредине — почти совершенно гладкая голая вертикальная стена, вся в наклонных змеящихся трещинах, в которые с трудом можно втиснуть пальцы, чтобы подтянуться на руках, и смехотворно узких уступах. На таких уступах едва может поместиться подошва ботинка и та не вся. Лезть по такой стене придется, прижимаясь к ней, как к родимой маме. И это еще полбеды. Беда будет, когда на средине стены, как раз тогда, когда окажешься между небом и землей, хлынет ливень. Гриша поднял глаза к небу. Небо не сулило ничего хорошего. Морось прекратилась, но низко летящие облака были переполнены влагой, как молодой павиан чувствами во время случки, — вот-вот хлынет. «Класс, — подумал Гриша, — Я как раз успею подняться вон до той расщелины, в самый раз, чтобы не смочь повернуть назад, и начнется гроза. А насколько было бы проще с элементарным альпинистским снаряжением: несколько костылей, карабин, шнур, пара крючьев. Или присоски. По паре на запястья и локти и еще на колени и лодыжки. С таким снаряжением можно было даже ночь провести на отвесной скале, даже вздремнуть, устроившись хоть и без особых удобств, но и без риска для жизни.