– И еще… – Аристов начал подниматься по шкафу, с трудом выпрямляя артритные колени. – Еще… Предупреди Алису. Скажи ей… Нет, ничего не говори. Просто, если со мной, если я… пускай уезжает куда-нить подальше.

– А я??? А как же я???

Андрюха сорвался с места, кинулся к пожилому дядьке, за неделю ставшему ему родным отцом, дядькой, дедом, всем, кем угодно, но родным. Ухватился за его шею, прижался щекой к толстому свитеру грубой вязки и снова разревелся.

– А как же я, дядь Петь?! Мне куда ехать?! Эти сволочи пьют пятый день, из комиссии приходили, про меня спрашивали. Отправят в детский дом, как я там, дядь Петь?! Ты че, снова, да?!

И вот тут Аристов его оттолкнул. Грубо, зло оторвал от себя, прошипев напоследок что-то гадкое и непристойное. Потом зажмурился, замотал головой, застонал.

– Уходи!!! – взревел он через минуту. – Уходи, а то прибью, гаденыш!!!

Не помня себя, не различая, где стена, где дверь, где лестница, плохо соображая, куда вообще он движется, Андрей вылетел из дворницкой, потом из подъезда и стремглав помчался по заснеженной улице вдоль трамвайных путей. Он никогда больше, ни за что не вернется к этому человеку! Да пошли они все…

Первая половина понедельника была тяжелой. Все ее волновало, даже пугало немного. Самой себе Алиса казалась неловкой, неказистой, чужой среди всех других сотрудников. То и дело то юбку поправит, то блузку одернет, то в зеркальце карманное украдкой глянет. Что-то было не так, хоть убейся.

И появление новой девочки за соседним столом, принятой за время ее болезни на работу, оказавшейся очень смышленой и грамотной в своем деле, настораживало. Тут же полезли неприятные мысли, что вот замену ей готовят, а обещали-то, обещали. Даже чашку ее куда-то подевали кофейную, пока она отсутствовала. И стул поменяли. Пускай новый поставили, но она ведь не просила, так?

И ремонт, затеянный директором у себя и в приемной, ей не нравился. Зачем, если только в прошлом году ремонтировали? Опять что-то намечается, не иначе новый руководитель сядет в его кресло, а он выше пойдет. А новый, он же по-своему все закрутит и команду собственную наберет. Может, девчонка-то эта уже новым руководителем и внедрена к ним в отдел?

А потом вместе с ней сходили перекусить через дорогу в то самое кафе, где совсем недавно Алиса благополучно избавилась от иллюзий относительно любви и дружбы. Выпили кофе в половине четвертого, поговорили, обсудили тот самый проект, который намеревались прежде поручить Алисе. Оказалось, все обещания и договоренности в силе, а девочка новенькая в ее отделе появилась потому, что Ольгу перевели туда, где Тая работала. Почему? Да потому что та уволиться успела, пока Алиса болела.

– Как уволилась? – удивилась Голубева. – Она же в отгулах была, кажется…

– Гуляла, гуляла, да загуляла, – рассмеялись девчонки. – Замуж, что ли, собралась. И о переезде в другой город поговаривала. Короче, в минувшую пятницу обходной подписала.

Может, оно и к лучшему, решила Алиса и ближе к вечеру, окончательно влившись в бешеный рабочий ритм, успокоилась и уже ни о чем не переживала. Никаких кадровых перестановок больше не предвиделось. Директорскую ремонтировали из-за вышедшей внезапно из строя электропроводки, пришлось вскрывать обшивку стен, начали латать, получилось плохо, вот и…

К вечеру вторника она уже не вспоминала о своих нелепых тревогах понедельничного утра. Носилась по коридору с бумагами, требовала перерасчета, потому что кое-кто, торопясь, напутал с цифрами. Звонила, договаривалась, перепроверяла, сканировала. Одним словом, окунулась с головой в работу до такой степени, что домой еле вползла на негнущихся, ноющих из-за высоких каблуков ногах. Стянула сапоги, заперла дверь. Швырнула на вешалку шубку, наскоро приняла душ и без сил свалилась в кровать. Утром встала по будильнику и снова в путь. В среду шеф созвал совещание, там долго и поименно всех хаял, потом попросил сгруппироваться, собраться перед новым решающим броском и…

И попросил всех забыть о том, что такое выходные, свободные вечера и вообще про отдых.

– План грандиозный. Если мы его выполним, то… То можно ровно год просто плевать в потолок! Две недели напряженной работы, думаю, стоят того, чтобы год ничего не делать, а?

– Я так долго не смогу, – отозвался какой-то остряк с задних рядов. – Рот пересохнет!

Шеф тут же посоветовал ему подать заявление об уходе, если он такой умный. Остальным притихшим порекомендовал к умнику присоединиться, если тоже почувствовали, что у них что-то пересохло, ослабло и озябло. А под конец совещания, обведя всех взглядом, от которого присутствующим сразу же захотелось усохнуть в размерах, он предупредил:

– Никаких отпусков! Отгулов! Больничных! Ползком, на карачках, на носилках, но на работу!!! Мы – команда! Выбывший на время выбывает навсегда!!!

С совещания они не просто уходили, они совершали марш-бросок до своих рабочих мест, где тут же все зашуршало, заискрилось, заскрипело и помчалось.

Две недели офис гудел гигантским ульем. Дамы похудели и осунулись, забыв про макияж. Мужчины хватались за сердце и почти не брились.

Были введены усиленные меры безопасности, чтобы, не дай бог, конкуренты не пронюхали об их грандиозных замыслах. Алисе иногда казалось, что за ней и в офисном туалете ведется наблюдение, и она озиралась с опасением, запираясь в кабинке. Выходить на обед не было ни времени, ни разрешения. Еду привозили прямо в офис. Последние три дня перед сдачей проекта самым приближенным, в том числе и ей, пришлось ночевать в офисе. Не потому, что приказали, а потому, что времени, отведенного на сон, оставалось часа два-три, зачем мотаться через весь город? Оставались и спали по очереди в комнате отдыха, благо там все было предусмотрено для этого. Даже новые постельные комплекты в целлофановой обертке стопкой лежали на стуле возле каждого из трех диванов.

И у них все вышло. Все получилось, прошло на ура! Шеф на радостях организовал в офисе грандиозную вечеринку. Выкатил гору напитков, закусок, десерта. Потом споил весь коллектив, напился сам и полез к Алисе с непристойным предложением. Выловил ее в коридоре, когда она из туалета возвращалась. Схватил за руку, увлек в темноту, прижал к стене, начал лапать, лезть под платье и шептать, шептать что-то несуразное и противное про ее удивительные деловые качества и вообще…

Она нервно хихикала, ловила его обнаглевшие руки, стойко отвоевывая свою неприступность. Отвечала на откровенное словесное хамство шефа жеманными шутками и молила бога, чтобы на них кто-нибудь случайно наткнулся.

Наткнулся!!! Но не случайно, а потому что искал, и не кого-нибудь, а ее.

– Алиса?

Шеф мгновенно отпрянул от нее и, тяжело дыша, рявкнул:

– Какого черта?! Кто здесь?

– Это я, Толик. Алиса с тобой?

Господи, голос был и знаком, и незнаком одновременно. И силуэт мужчины, подсвеченный сзади, тоже казался узнаваемым. Но кто это, кто? И почему он говорит ее шефу Толик? Тот ненавидел панибратство в любом его проявлении, моментально щетинился, подергивая глаза непроницаемой гневной дымкой, и уже никогда после не имел дел с этим человеком.