Повернувшись к нему спиной и почти полностью перегораживая проход, стоял франкский воин огромного размера, чей плащ, пожалуй, лишь немного уступал по размерам парусу «Акилы». Поигрывая одновременно двумя булавами – большой и поменьше, он, видимо, не желая больше наблюдать за странными танцами, стал медленно разворачиваться, так что Робер с размаху уткнулся носом прямо в живот, защищенный добротной фландрской кольчугой.

Откуда-то сверху донесся недовольный рев. Робер сделал шаг назад, выхватил из ножен меч и принял боевую стойку…

* * *

Таверна в венецианском квартале была набита посетителями, словно перезрелый огурец семечками, шум и гам здесь стоял почище, чем во время стычки с конийскими турками. За соседним столом тосканские арбалетчики пропивали свою долю выкупа, полученного за эмира. Стол у них ломился от яств, красная морда хозяина становилась все довольнее, слуги мухами кружили вокруг компании, а три потасканные девицы почти без перерыва то спускались вниз, то тянули на второй этаж очередного счастливца, словно шаландры, волокущие на буксире баржу. Жак, с трудом сдерживаясь чтобы не разрыдаться в голос, пил вино из глиняной кружки, которую ему наполняли то Робер, то присоединившийся к ним рыцарь.

Еще на причале, когда Жак уже отчаялся снова увидеть не только свой вексель, но и де Мерлана и со страхом думал о том, что ему делать с конем, перед ним появились две фигуры. Рядом с коротышкой Робером вышагивал облаченный в доспехи гигант, который был на голову выше любого обычного человека. У рыцаря – а это, несомненно, был рыцарь – помимо меча и новомодного кинжала-мизерикордии, висело на поясе не меньше пяти булав, самая маленькая из которых была размером с яблоко, а самая большая – не меньше головы ребенка. На булавах были проставлены бросающиеся в глаза клейма с непонятными арабскими знаками. Жак припомнил, что отец Браун, обучая его грамоте, говорил, что такими значками на сарацинский манер недавно стали обозначать в Европе числа.

– Вот, – гордо произнес Робер, – познакомься. Это мой старинный приятель. Мы с ним бок о бок бились еще во Фландрии. Зовут его сир Макс, вольный рыцарь из Гента. Но на это имя он редко откликается. До того как присоединиться к моему эскадрону, он был собратом у братьев-тевтонцев, которые за любовь к вину и исполнению посреди ночи громких маршей прозвали его братом Скальдом. Но с тевтонцами он не поладил и даже имел там стычку, после которой его в нашем отряде никто не величал иначе как брат Недобитый Скальд. Правда, к именам тех пятерых тевтонцев, которые его не добили, стали прибавлять с тех пор титул «покойный»…

– Да не переживай ты за свой вексель! – прогудел Недобитый Скальд. – Куда ваш жонглер из Акры денется? Не к сарацинам же побежит. Завтра утром подадим жалобу честь по чести, и его, болезного, через пару дней под белы рученьки приведут.

– Ой, не знаю… – покачал головой изрядно захмелевший Жак. – Вексель, конечно, именной, но кто его знает, как тут у вас дела делаются. Придет к ломбардцам, мои денежки получит – и поминай как звали.

– Не бойсь, виллан! – хлопнул его по плечу Робер. – Теперь у нас с тобой деньги общие, так что, думаю, скоро еще наживем! Помнишь сражение при Бувине? – обратился он к Недобитому Скальду.

– Как же не помнить! – немедленно отозвался тот. – Мы стояли правом фланге, под началом герцога Бургундского. Там были копейщики герцога, рыцари Шампани, Арденн и Пикардии. Нас прикрывали сержанты из Суассона..

– Мне тогда только исполнилось девятнадцать, – ударился в воспоминания Робер, – и дядюшка, граф де Ретель, впервые поручил мне командовать в бою эскадроном. Слева от пас все рыцари Иль-де-Франса и Нормандии, они прикрывали королевский эскадрон и знамя. Еще дальше, под началом графа Дре, – рыцари Перша, Понтье, Виме, а за ними бретонские жандармы. Наш строй, как его ни растягивал сир Гарен, был не шире семи с половиной тысяч шагов, а у армии, которую привел император, – все восемь тысяч. Наши военачальники боялись охвата с флангов и молились на единственное преимущество – солнце светило нам в спину, а врагу в лицо.

Перед нами стояли англичане – лучники, кавалерия и копейщики-брабансоны. Были там и лотарингцы, и германская пехота, и саксонцы, и рыцари графа Фландрского. Они поставили брабансонов кругами в каждом по три шеренги, так что рыцари могли укрываться за рядами копий и снова нападать.

Наш гентский малютка вместе с другими рыцарями из этого славного города присоединился к нам перед самой битвой… – Робер пихнул Жака локтем под бок, привлекая его внимание.

Жак, понимая, что от воспоминаний старых боевых товарищей ему не скрыться, всем своим видом изображая живейший интерес, кивнул, после чего заметно поскучнел.

– Когда мы увидели, что они перестраивают свои фланги в клин, то сперва было совсем приуныли, – продолжал, не обращая на Жака ни малейшего внимания, Недобитый Скальд, – но сир Гарен решил напасть первым и двинул прямо на фламандцев конных сержантов. Фламандцы, понятное дело, разъярились – они-то ожидали рыцарских поединков и достойных трофеев. Перебили у сержантов лошадей, но те продолжали бой в пешем строю.

– Затем трубы протрубили атаку, и все наши эскадроны Ринулись на врага! – перехватил эстафету Робер. – Мы связали боем фламандцев, а сир Монморанси во главе резерва обошел их с тыла. Мы со Скальдом воевали рядом и взяли в плен: я – четверых, а он – двоих рыцарей.

– Не ври! – возмутился Недобитый Скальд. – Это ты взял двоих, а я троих…

– Не важно, – отмахнулся от него Робер. – И вот мы увидели, как кивает королевский штандарт, показывая, что Его Величество в опасности. Мы сразу же бросили добивать фламандцев и устремились туда. И вправду, германская пехота смяла весь наш центр, а король Филипп-Август, сбитый с коня, укрывался за шеренгой уцелевших рыцарей. Тогда мы ударили им в тыл, смешали ряды и захватили в плен самого императора!

– Да, славный был бой, – согласился Недобитый Скальд и в несколько мощных глотков осушил только что принесенный кувшин. – Англичане держались дольше всех в своих живых крепостях. Но епископ Бове с палицей в руках во главе трех тысяч сержантов и множества копейщиков разметал их, словно буря…

– Добычу взяли славную, – в свою очередь отхлебнув из кувшина, добавил Робер. – И если бы я в тот же вечер не сел играть в кости…

– Да, – протянул Недобитый Скальд, – зря ты, конечно, это сделал…

– Ладно, будет еще время вспомнить наши сражения, – быстро сменил неприятную тему Робер. – Ты мне лучше скажи, к кому здесь можно устроиться на службу?

– Да на службу тут кто хошь возьмет, – ответил великан, поигрывая одной из своих булав. – Это смотря чего ты сам желаешь – обет исполнить и поскорее вернуться домой или золотишком разжиться. Только тут считается, что раз ты принял крестоносный обет, то сорок ден обязан лямку тянуть за одну лишь кормежку. Можно, конечно, и вассальную присягу кому-то из местных нобилей принести – только от этого привару немного. Стол и кров дадут, ну долю добычи в набегах тоже получишь, а вот фьеф – шиш на оливковом масле. Тут уже все владения расписаны на сто лет вперед. После того как Саладин сокрушил королевство, куча графов и баронов остались без земли, с одними лишь титулами. Все они тут, в Акре, сидят и ждут не дождутся, когда из Европы войско прибудет, чтобы их владения возвратить.