Как ей все надоело! Аля зло прищурилась, сложила руку в кулак, отогнула средний палец и выставила руку перед собой.

– Вот вам всем, козлы! Попробуйте теперь меня достать! – крикнула Аля, состроила рожу, высунула язык и даже зажмурилась от удовлетворения…

…Клим остолбенел. Какая-то наглая растрепанная девица показывала ему очень неприличный жест и строила рожи из окна того самого дома, куда он, собственно, и направлялся.

«Сейчас я ее придушу», – мило улыбнулся он, решительно миновал двор и кулаком постучал в дверь с металлической табличкой, на которой значилось: «Эксклюзивные гробы от производителя по доступным ценам».

* * *

Несколькими часами раньше…

«Если ты уверен, что жив – это не значит, что ты не умер! Нет, если ты уверен, что не умер – это не значит, что ты еще жив. Вернее, если тебя, блин, до сих пор не убили, это не значит, что тебя не убьют потом! А если подобная ахинея лезет в башку, то это значит, что тебя сильно стукнули по этой самой башке прикладом от «калаша» и, вероятно, произошел какой-то программный сбой, да такой серьезный – что аж на философию потянуло! И все же, если тебя пока еще не убили… – Клим поморщился, отлепил ото лба мерзкую паутину, скрутил ее в маленький комочек и щелчком отправил в темноту. Темень кромешная, глаза так и не привыкли ко мраку. Комната без окон, вероятно, подвал – он обследовал все на ощупь, как только очнулся, – металлическая дверь, неровный цементный пол, холодные кирпичные стены, скрипучая кровать без матраса, шаткая табуретка, алюминиевая кружка с пыльной водой, ведро… – Ай, молодцы! Предусмотрели все: есть что попить и куда пописать – живи и радуйся, только вот ухо болит. Может, все же не убьют? А ухо-то как болит! Куда, интересно, Заболоцкого дели?» Клим придвинулся к стене и приложил опухшее ухо к прохладному шершавому кирпичу. Полегчало уху, но не Климу: беспокойство за судьбу друга так давило на грудную клетку, что останавливалось дыхание.

Заболоцкого было жаль, он не был ни в чем виноват. Собаку тоже было жаль, по-человечески так жаль, до слез… Жаль было и свое ухо, родное все ж таки… Ужас, как же он потом провонял, и когда успел только? Козлы! А вот егеря Николая почему-то совершенно не жаль. Неужели он так очерствел?

За дверью послышались приглушенные торопливые шаги. Клим сел и напрягся, кровать под ним издала скрипучий стон. В замке со скрежетом повернулся ключ. Дверь распахнулась. Свет от мощного фонаря резанул по глазам и ослепил.

– Шуруй на выход! – гаркнул охранник.

– Куда? – вежливо поинтересовался Клим и загородил рукой лицо – свет, направленный в глаза, мешал ему видеть выражение лица собеседника, и Клим нервничал еще больше, потому что не мог хотя бы приблизительно представить – что же его ждет?

– После узнаешь, – ухмыльнулся охранник, – вставай!

– Фонарь убери, – медленно поднявшись с кровати, попросил Клим. Охранник недовольно хмыкнул, но просьбу исполнил.

– Иди, и не вздумай дурака валять, пристрелю, – предупредил охранник и, ткнув его для убедительности автоматом в спину, пропустил вперед.

Они поднялись по тускло освещенной узкой лестнице, миновали небольшой коридор, поднялись еще выше и оказались в светлой просторной комнате. Это был кабинет с большой богатой библиотекой.

Иван Аркадьевич сидел в кресле-качалке у открытого окна. Несмотря на жару, ноги его были укрыты клетчатым шерстяным пледом. На подоконнике имелись раскрытая толстая тетрадь, кофейная фарфоровая чашечка, почти прозрачная, с тонким золотым ободком, хрустальная пепельница, полная изломанных окурков, позолоченная зажигалка и измятая пачка сигарет. Внешне хозяин выглядел спокойным, но у Клима от ужаса волосы на затылке зашевелились и подкосились ноги. Сесть ему, однако, никто не предлагал, и Клим так и остался стоять посередине комнаты под прицелом этих сухих, водянисто-голубых глаз. Старик молчал и ждал. Клим нервничал и пытался найти подходящие слова, чтобы хоть как-то оправдаться.

– За что вы убили Николая? – неожиданно для самого себя брякнул Клим. Это было самым глупым, что только можно было сказать, так как этой выходкой он подписал себе окончательный смертный приговор.

– Николая никто не убивал, он утопился, – сухо сказал Иван Аркадьевич. – Значит, вы подумали, что мы устранили егеря, поэтому и решили спешно покинуть базу?

– Как это утопился? – растерялся Клим. – Но… почему?..

– Я его уволил и попросил покинуть базу, но он пожелал остаться, вот таким вот странным образом. Кстати, он оставил прощальное письмо, в котором сообщил, что хочет стать духом озера и оберегать его покой вечно. Жаль его, хороший был мужик.

– Так, значит…

– Вы не ответили на мой вопрос, Клим, – жестко прервал его старик. – Вы решили уехать, потому что подумали, что я могу так поступить с человеком, который у меня работал?

– Я вас не знаю, – буркнул себе под нос Клим.

– Тогда я кое-что о себе расскажу. Слушай и запоминай. Николая не за что было убивать: это я ему подкинул идею пугать клиентов злыми духами и прочей мурой. Должна же быть у озера своя легенда! С одной стороны, это загадочно и привносит некую необычность, с другой – позволяет полностью контролировать каждый шаг наших гостей во избежание, опять же, всяческих неприятностей. Обычный маркетинг, рассчитанный на скучающих богатеев, которым все до тошноты приелось. Вернувшись в Москву, вы непременно бы об этом рассказали своим друзьям, накрутив новые, леденящие душу подробности, и народ валом бы повалил на базу. К сожалению, Николай увлекся и… переиграл. Мало того, что он сам поверил во всю эту чепуху, так еще и свои прямые обязанности не выполнял. Озеро имеет свои особенности, как и любой другой водоем. Если не знаешь предпочтений здешней рыбы – ничего не выловишь. Первые клиенты после трех дней бесполезных попыток поймать хоть что-то уехали в гневе. Ведь мы гарантируем достойный улов и прописываем это в договоре. Я не понимал, что происходит, но стал догадываться, что виной всему Николай. Когда я брал его на работу, его профессиональное досье было тщательно изучено, и я выяснил, что он – один из лучших ихтиологов в России! Прочие подробности меня на тот момент не волновали. То, что он болен маниакальной шизофренией и состоит на учете в неврологическом диспансере, я узнал позже. Хочу также подтвердить, что расстались мы вполне мирно, мне и в голову не могло прийти, что он покончит с собой.

– Простите… – замямлил было Клим, но старик вновь его перебил:

– Николая не за что было убивать, но вы – другое дело. – Хозяин замолчал, потянулся к зажигалке, повертел ее в руках, зажег, сконцентрировал взгляд на голубовато-желтом пламени, потушил, отложил зажигалку в сторону и поднял глаза на Клима. Клим непроизвольно вздрогнул, ему вдруг стало страшно от мысли, что Заболоцкого больше нет, что его убили! Но за что, господи?!

– Что вы сделали с Петром? – сжав кулаки, сквозь зубы процедил Клим.

– Ничего. Он жив и в относительном порядке, – скупо объяснил Иван Аркадьевич, и Клим вздохнул с облегчением.