Со временем дорога, пройдя через скалистый утес, превратилась в узкую теснину между рекой, которая текла под обрывом, и крутым каменистым берегом, кое-где поросшим кустарником. Инману не нравилось это место. Он опасался отрядов внутреннего охранения, которые могли рыскать поблизости. Всадникам ничего не стоило настигнуть его, прежде чем он дойдет до конца ущелья, где можно будет сойти с дороги, а склон был слишком крутым и пересеченным, чтобы быстро вскарабкаться на него в темноте. К тому же здесь было бы трудно оказать сопротивление вооруженным всадникам. Лучше побыстрей выбраться отсюда и оставить эту рану в земле далеко позади.

Инман перешел на медленную рысь, хотя это вызывало боль в ране, и так бежал несколько минут до тех пор, пока не увидел впереди мерцающий свет, источник которого, похоже, находился прямо на дороге. Он замедлил шаг и вскоре приблизился к пятну света настолько, чтобы понять, что тот исходил от человека в широкополой шляпе, который держал в руке дымящийся факел из связанных в пучок сосновых щепок. Тихо ступая, Инман подошел ближе и остановился за валуном примерно в десяти ярдах от незнакомца.

Мужчина был в черном костюме и белой рубашке. Он держал лошадь за повод, обмотанный вокруг ее шеи. В свете факела Инман видел, что лошадь несет груз, какой-то бесформенный белый тюк, лежавший поперек ее спины и похожий на свисающий с обеих сторон узел из льняного полотна. Пока Инман наблюдал, человек уселся на дорогу и, притянув колени к груди, обхватил их одной рукой. Локоть той руки, в которой был факел, оставался между его коленями, так что, зажатый в кулаке и выставленный вперед, он держался устойчиво, словно был установлен в зажим. Мужчина свесил голову, которая клонилась все ниже, пока поля шляпы не коснулись его вытянутой руки. Он стал похож на освещенный светом факела темный комок ветоши на дороге.

«Он собирается заснуть с горящим факелом в руке, — подумал Инман, — скоро его ноги окажутся в огне».

Но мужчина не засыпал — он был в отчаянии. Взглянув вверх, на лошадь, он издал стон.

— Господи, о Господи! — вскричал он. — Когда-то мы жили в раю!

Он раскачивался из стороны в сторону, потом снова простонал:

— Господи, о Господи.

«Что делать», — думал Инман. Еще одно препятствие на пути. Нельзя повернуть назад. Нельзя обойти. Нельзя оставаться здесь, как теленок в загородке, всю ночь. Он вытащил револьвер и в свете факела проверил заряды.

Инман уже приготовился выступить из-за валуна, когда мужчина вдруг встал и воткнул факел в землю, чтобы тот держался прямо. Затем незнакомец принялся снимать тюк с лошади — та беспокойно топталась и прижимала уши, видны были белки ее глаз.

Мужчина стащил тюк, взгромоздил себе на плечо и, пошатываясь, словно пьяный, появился в кругу света. Инман теперь рассмотрел, что он тащил, — это была женщина; одна ее рука безвольно свесилась, рассыпавшиеся длинные черные волосы волочились по земле. Мужчина вынес ее из круга света, и они стали почти невидимы, но было ясно, что направляется он к краю обрыва. Инман слышал, как он всхлипывает в темноте.

Инман побежал по дороге к факелу, схватил его и бросил в том направлении, откуда доносился плач. Огонь, упавший на землю, осветил мужчину, стоявшего на самом краю обрыва с женщиной на руках. Он был так стеснен ношей, что, чтобы увидеть, откуда падает этот внезапный свет, медленно, с трудом передвигая ноги, повернулся к Инману.

— Опусти ее, — сказал Инман.

Тот опустил руки, и безжизненное тело упало к его ногам.

— Черт, это что, такой револьвер? — спросил мужчина, уставившись на два больших, не сочетающихся друг с другом дула.

— Отойди от нее, — приказал Инман. — И встань сюда, чтобы я мог тебя видеть.

Мужчина перешагнул через тело и направился к Инману. Он наклонил голову, чтобы яркий свет не бил в глаза, его лицо было скрыто под полями шляпы.

— Остановись и стой там, — сказал Инман, когда мужчина приблизился.

— Господь через тебя говорит мне «нет», — сказал мужчина.

Он сделал еще два шага к Инману, затем упал на колени, повалился вперед и обхватил его ноги. Инман направил револьвер ему в голову и медленно стал нажимать на спусковой крючок, пока не почувствовал, что все части боевого механизма туго натянулись и он готов к выстрелу. Но тут мужчина поднял голову, и в свете факела, который все еще горел на земле, Инман увидел, что его щеки блестят от слез. Инман несколько смягчился и поэтому только несильно ударил мужчину по скуле длинным стволом револьвера.

Тот упал на спину; под глазом у него краснела маленькая ссадина, шляпа свалилась, — голова была гладко напомажена и блестела, как яблоко, желтые волосы, на концах завивавшиеся колечками, висели до плеч. Он потрогал ссадину и взглянул на окровавленные пальцы.

— Я заслужил это, — сказал он.

— Ты заслужил, чтобы тебя пристрелили, — сказал Инман. Он посмотрел туда, где у края обрыва лежала женщина. Она не двигалась. — Я все еще чувствую, что мне стоит сделать это, — добавил он.

— Не убивай меня, я Божий человек, — сказал мужчина.

— Говорят, все мы рабы Божьи, — сказал Инман.

— Я священник — вот что я имел в виду, — сказал мужчина. — Я священник.

Инман и не подумал отвечать, только фыркнул. Священник снова поднялся на колени.

— Она умерла? — спросил Инман.

— Нет.

— Что с ней?

— Ничего особенного. Она вроде бы ждет ребенка. А еще я кое-что дал ей выпить.

— Что же?

— Пакетик порошков, который купил у разносчика. Он сказал, что, если их принять, будешь спать четыре часа, не меньше. С тех пор как я дал ей лекарство, прошла почти половина этого срока.

— И ты отец ребенка?

— По всей видимости.

— Не женат на ней, я полагаю?

— Нет.

Инман отступил к девушке и встал на колени за ней, не упуская из виду священника. Свободной рукой он приподнял ее темноволосую голову. Она дышала с едва слышимым храпом, посвистывая носом. Ее лицо было вялым от беспамятства, тени, отбрасываемые факелом, собираясь в глазницах и в провалах щек, уродовали ее. И все же Инман мог сказать, что она красива. Он опустил ее голову на землю и поднялся с колен.

— Положи ее на спину лошади, — приказал Инман.

Он шагнул назад, держа револьвер направленным на священника, который вскочил на ноги, не спуская глаз с револьверного дула. Он торопливо бросился к девушке, встал на колени и с усилием приподнял ее с земли. Затем встал на ноги, пошатываясь, подошел к лошади и взгромоздил девушку на ее спину. Инман тут же поднял револьвер, и, увидев в свете факела его четкие очертания, подумал о том, как сильно ему нравится чувство безотлагательности и сосредоточенности, которое возникает, как только у тебя в руках оказывается оружие.

— Что теперь? — спросил мужчина, положив девушку. Казалось, он успокоился оттого, что кто-то другой должен был принимать решение.