Иронию Орловского он не то проигнорировал, не то не заметил.

– За встречу! – эхом отозвался Орловский.

Он закусил балычком. Недурственно… Готовят тут явно как в лучшем ресторане.

– Как ты хоть жил? – несмотря на нынешний пост Шнайдера, говорить ему «вы» Орловский по старой привычке не мог.

Яков задумчиво прожевал бутерброд с икрой.

– Да как все при старом режиме. Две ссылки, четыре побега, нелегальная работа… Зато вот теперь пожинаю плоды прежних трудов своих. Ты-то как? Исчез в самый канун первой революции и с тех пор ни слуху ни духу. Слышал, что загремел тогда в армию. Да и сейчас в шинели. Неужели даже до прапорщика не дослужился? Все-таки образование.

– Почему не дослужился? – Уточнять, что тогда отправился на фронт добровольно, и называть свой чин Орловский не стал. Помнил отношение своего прежнего круга ко всему связанному с властью, да и должность приятеля не располагала к излишней откровенности. По крайней мере, пока не будут расставлены все точки над «i».

– Так это здорово! – обрадовался Шнайдер. – Нам как раз до зарезу необходим хотя бы один свой военный.

– А в Смоленске таких что, нет? Мне по дороге офицеров попадалось, выбирай – не хочу. Да и в приемной вашего главнокомандующего прапор сидит.

Шнайдер вновь наполнил рюмки и лишь затем ответил:

– Как сказать… Да ты сам понимаешь: половина из них спят и видят, как все на место вернуть. А второй половине вообще на все наплевать, лишь бы их не трогали. До судьбы демократии и революции им никакого дела нет. Те же, кто точно с нами, пороха не нюхали и авторитета не имеют. Есть у нас среди юнкеров, к примеру, один капитан. Так он как в начале войны в тыл перевелся, так там и просидел. В итоге веса в гарнизоне у него никакого. Слушать его будут, а слушаться… Единственный, кто реально имеет вес, – это некий Мандрыка. Сволочь редкая, монархист, причем даже не скрывает этого, но юнкера стоят за него горой, а солдаты откровенно побаиваются. Убрать его трудновато. Надо бы как-то иначе.

Выпили без тоста, и Орловский поинтересовался:

– От меня-то ты чего хочешь?

– Как – чего? Трофим, наш гражданин по обороне, мужик мировой, настоящий революционер, вот только не жалуют его офицеры. Так и норовят саботировать каждое распоряжение. Да еще посмеиваются втихомолку. Тоже, гении выискались! А у него, между прочим, опыт боев на Пресне, да и потом в нескольких эксах участвовал. Так что не им чета… Но если ты у него заместителем будешь, то подскажешь, если что не так, да и все-таки не штатский. Свой брат офицер. А что до чина, мы тебя хоть в поручики произведем, хоть в капитаны. Погоны найдем, если надо. Да и пару орденов навесим для солидности, а проверить все равно никто не сможет. Понятно, чтобы авторитет повыше был. Глядишь, справишься с этим Мандрыкой. Потом уже официально можем и следующий чин дать.

Обещает тайком разжаловать да еще рассматривает это как благодеяние! Нравы!

Да и «гражданин обороны» у них опытный, ничего не скажешь. Это тебе не какие-то там боевые действия! Человек в эксах участвовал!

– Яша, обманывать-то нехорошо. – Орловский не сдержался, позволил себе легкую улыбку.

– Если это для дела всеобщей свободы, то можно и нужно, – убежденно отрезал Шнайдер. – Никогда ни одной самой подлинной правде никто не поверит так, как поверят обману. Настоящий обман красив, специально рассчитан на людей, а правда что… Нечто случайно сложившееся, частенько противоречащее возвышенным целям. Я уже не говорю про общественные интересы. Если бы мы всегда говорили правду, то никакой революции бы не было.

Уж в этом-то Орловский не сомневался. Благо сам когда-то вращался в революционной среде и о применяемых методах знал не понаслышке.

– Но она же была. И царство свободы уже наступило. Так теперь-то зачем?

Шнайдер обиженно засопел и принялся сосредоточенно поедать салат. Затем оторвался от тарелки, щедро плеснул в рюмки водки и внимательно посмотрел на Орловского:

– Наступить оно наступило, но как бы в отступление не пошло. Сейчас-то головы кружатся, столько лет ждали, а немного очухаются людишки, и что тогда? Еще подумают, что раньше жили лучше. Это же рабы, им до конца не угодишь. Заводы, вон, встали, скоро начнутся жалобы, что работы нет, а с нею и денег. И все прочее в том же духе. Нет, народ должен быть уверен, что на его свободу покушаются всяческие генералы и прочие пережитки власти, нужна зримая опасность, которая сплотит всех до единого, заставит ценить отвоеванное благо, защищать его.

– А что? Кто-то покушается? – Сердце Орловского поневоле вздрогнуло.

– Пока не слышно. Наверное, большинство контриков уже перебили, – дернул плечом Яков. – Но разве в этом дело? Народу враг нужен, доходчивый и понятный.

– Объявите врагом банды. Хоть ту, которая в Рудне. Она пострашнее генералов будет, – посоветовал Орловский.

Шнайдер взялся за рюмку, чокнулся с приятелем и, лишь выпив, вздохнул:

– Банды не годятся. Они же тоже за свободу выступают, хотя немного и по-своему. Да и польза от них самая прямая. Почитай, большую часть грязной работы они за нас делают. Всякую скрытую контру уничтожают. Нам меньше возиться приходится. Хотя немного приструнить их, конечно же, придется. Иначе народ нас не поймет. Сам говорил, что цепляют всех без разбора. Чуть припугнуть и договориться по-хорошему, чтобы меру знали.

Как можно на практике договориться с откровенными бандитами, Орловский не представлял. И не хотел представлять, если быть честным. Видел воочию плоды их полезной деятельности.

– Знаешь, Яша, я, наверное, чего-то не понимаю, однако зачем вам вообще армия? Сам говоришь, что никаких контрреволюционеров на самом деле днем с огнем отыскать невозможно, а против банд применять вооруженную силу, насколько я понял, вы не собираетесь. И вообще, как идея армии вяжется со всеобщей свободой? Коллективные обсуждения приказов, прости меня, но это полнейший вздор. Поверь человеку, который кое-что сумел постичь на практике.

Чаще всего человек слышит то, что хочет услышать, и пропускает мимо ушей остальное. Шнайдер не был исключением. Орловский едва кончил говорить, как он уже небрежно махнул рукой с зажатой в ней дорогой папиросой.

– Я тоже противник армии. Давно предлагал разогнать ее к дьяволу, а вместо нее оставить отряды милиции, рабочей гвардии и создать группы особого назначения. Но не все же сразу! Откровенно говоря, – он нагнулся над столом и заговорил тише, словно боялся, что их подслушивают, – в правительстве, к сожалению, нет единства. Коалиция из представителей разных партий от эсеров и эсдеков до, смешно сказать, кадетов. Каждый из них всецело обладает даром завораживать толпу, а вот убедить друг друга удается далеко не всегда. Тянут каждый на себя. Что ты, не знаешь наших либералов? Но ничего, это дело времени, убедим и их.

Шнайдер недобро усмехнулся, и Орловскому показалось, что он понял, как именно будет проходить процедура убеждения.