Натали закрыла за собой дверь, указала рукой на стул с прямой спинкой, куда он должен был сесть, и сложила руки на груди.

— Ну к чему такие церемонии, — попытался пошутить Вэл. — Вы тоже можете присесть.

— Присяду, когда сочту это возможным, — заявила Натали, продолжая стоять перед ним.

— Тогда говорите, а потом уже сочтите, пожалуйста, потому что мне так неудобно. Я напоминаю себе ученика пятого класса перед грозной учительницей.

— Я не стала бы шутить на вашем месте, — спокойно ответила Натали и взглянула на него. — Я хочу поговорить с вами о Дике.

— О Дике? — Вэл удивился, но опять попытался превратить все в шутку. — Он что-то натворил? Вошел к вам, когда вы принимали душ?

— Вы еще хуже, чем я думала, — в отчаянии воскликнула Натали, которая никак не могла заставить себя быть жесткой. Она вдруг увидела, что у него добрые и очень несчастные глаза, даже когда он так неуклюже шутит.

— Вы что-то думали обо мне? — искренне удивился Вэл. — Мы знакомы всего около часа. Когда же вы успели что-то обо мне подумать. Тем более при чем тут мой сын? — Последнюю фразу он произнес уже абсолютно серьезным голосом.

Натали поняла, что сама виновата. Надо было сразу сказать, кто она такая.

— Да, я думала о вас. Дело в том, что я куратор вашего сына. И это мои отчеты вы получаете каждый месяц. Если, конечно, у вас доходят до них руки, — не удержалась она от язвительного замечания.

— А, — протянул Вэл, теперь уже с новым чувством разглядывая девушку. — Так это вы решили, что моему сыну будет гораздо лучше, если власти решат, что я ненадлежащим образом выполняю свой отцовский долг. Интересно, вы-то сами представляете, что значит жить у чужих людей при живом отце?

Натали совсем растерялась: он перевернул ситуацию и как-то ловко взял инициативу в свои руки. По его словам получалось, что это она делает все, чтобы мальчик был сиротой при живом отце… Ничего себе!

— Боже мой! А я-то думал…

Что он там такое думал, Натали не дала ему сказать. Она решила, что должна произнести приготовленную речь, несмотря на то, что он ей даже понравился. К тому же она с удивлением наблюдала за столом, как спокойно они общаются с Диком и какое у них молчаливое взаимопонимание. Но это не его заслуга, просто Дик — фантастический ребенок. Ему, этому Слейтеру, просто крупно повезло…

— Мистер Слейтер, — начала она, переведя дыхание, — давайте постараемся отбросить все наши заочные впечатления. Я стою перед вами.

— Ну так сядьте наконец, если вы хотите, чтобы мы говорили как нормальные люди. Вы что, решили экзекуцию устроить? Нет большего наказания, чем то, которое мы определяем себе сами…

— Давайте не будем уходить в область отвлеченных истин, — произнесла Натали, которой довольно трудно было переключиться и начать вести с ним диалог. — Постарайтесь выслушать меня и понять, почему я позволила себе сделать тот звонок…

— Я готов, — вздохнул Вэл, понимая, что она сейчас скажет ему то, что он и сам десятки раз говорил себе. Но одно дело, когда ты сам, и совсем другое — услышать правду от постороннего человека. Он вдруг с ужасом вспомнил Жаклин.

— Я работаю не так давно. И у меня помимо Дика еще есть подопечные. Но вы не представляете, как он отличается от других детей. Мне стоило долгих усилий заставить его просто говорить со мной. Знаете, чем он занимался, когда не было занятий? Он мог целый день сидеть на лавочке и разглядывать облака. В этом занятии нет ничего плохого. Но не в его случае. Он был так ужасающе одинок, так беспредельно молчалив… Он все делал правильно, но я видела, что ему совершенно не хочется жить. Вы понимаете, что такое «не хочется жить», когда тебе всего десять лет? Вы видели его рисунки?

Вэл удивленно поднял брови. Потом покачал головой — Дик не только не показывал ему рисунки, но даже не говорил об этом.

— Вот видите, — огорчилась Натали, и это ее восклицание поставило все на свои места.

Она не была врагом ни ему, ни Дику. Он все правильно вчера понял. Она слишком уязвимая и добрая, чтобы быть кому-то судьей. Она верит в воскрешение. Она знает, что следом за зимой всегда приходит лето… Она любит его сына и страшно переживает, что Вэл, по ее мнению, не может любить его так же сильно. Дурочка. Милая, честная, наивная девочка… Хотя ему понадобилось достаточно много времени, чтобы понять, что есть только один человек на земле, ради которого стоит жить. И этот человек не тень прошлого, а его собственный ребенок с синими тревожными глазами… Он почти не слышал уже, что она говорит. Он только видел, что у нее чуть дрожат губы и напрягается шея. И еще, что она пытается спрятать руки в карманы, которого нет в ее прелестном строгом жилете.

Вэл дождался, пока она договорила и остановилась. Лицо ее было жалким и почти некрасивым сейчас. И он вдруг понял, что теперь еще отвечает и за нее, за эту откровенность и несгибаемость, за ее смелый подбородок и худенькие плечи, за ее отвагу и готовность биться с сильным мужчиной за его же собственное счастье.

— И что вы предлагаете? — спросил он почти равнодушно, потому что уже все решил, пока она что-то отчаянно втолковывала ему.

— Я же уже сказала, — растерялась Натали. — Вы что, меня не слушали?

— Слушал, — кивнул Вэл. — Повторите еще раз, и помедленнее.

Натали вспыхнула, дернула плечом и произнесла почти по слогам:

— Вы должны забрать Дика из этой школы. Вы должны дать ему единственное, что ему нужно. Вы должны жить семьей.

— А что, такая плохая школа?

— Школа хорошая, но Дику там плохо. Я же рассказывала вам, что он заболел, когда вы написали, что не можете приехать на каникулы.

— Да-да, рассказывали, — закивал Вэл. — Но я пока не могу этого сделать.

Плечи Натали поникли, руки опустились. Она ничего не смогла ему доказать…

— И что же дальше?

— Дальше? — спросил Вэл и встал с неудобного стула, который как будто специально стоял тут для допросов.

Он сделал шаг к Натали, протянул к ней руку и легко выдернул ее из кресла. Потом аккуратно прижал к себе и провел пальцами по ее шее. Сначала сзади, где топорщились вихры, а потом сбоку, где была нежная незащищенная кожа.

Это было совершенно неправильно и совсем уж не к месту. Но Натали завороженно ждала, что он сделает дальше.

А дальше он положил ладонь ей на затылок и немного наклонил ее голову назад, так что они смогли посмотреть друг другу в глаза. Потом его серые усталые глаза закрылись, а губы стали с неотвратимостью приближаться к ее губам. Еще мгновение — и она не сможет сопротивляться… Но против доводов разума восставало тело, которое тянулось за его сильными руками и льнуло к его груди.

Она слышала, как кровь бежала по его венам, и как трещали от напряжения сухожилия, и как стонали кости, которые забыли, что можно принимать форму чужого тела.