В Орден Зари вступила по собственному желанию.

Кристофер Форзац, магистр, м. в. к. Двадцать четыре года. Самый молодой маг высшей квалификации в Реттии. Окончил столичный Универмаг экстерном, с отличием. Профиль: некромант-вербовщик. Специализация: разверзание могил. Диссертат «Особенности групповой зомбификации». От предложения возглавить отдел снабжения в Чурихе – отказался. От предложения доцента Матиаса Кручека сменить профиль, оставшись на кафедре демонологии – отказался.

Во время Больших Устричных войн снабжал обе противоборствующие стороны диверсионными отрядами «бессмертных», умело опустошая подручные кладбища. После подписания Худого мира посвятил три года теоретическим изысканиям.

Превосходно играет на лютне и бомбилуме.

Знаток древней поэзии. Не раз поднимал поэтов прошлого с единственной целью: обсудить каноны пейзажной лирики.

Честен, изобретателен, законопослушен. Тонкая душевная организация.

В Орден Зари вступил по собственному желанию.

Санчес Панчоха, вор. Точный возраст неизвестен. Место рождения неизвестно. Отец неизвестен. По материнской линии происходит из горцев Рагнарского ущелья, но сведенья расплывчаты. Эксперт по запорным устройствам, обладатель почетной грамоты Синдиката Маландринов. Трижды судим; трижды оправдан за недостатком улик. Четыре года назад, переехав в Ятрицу, вступил в общину обеляров, иначе сусунитов; спустя год покинул город, разошедшись во взглядах с Пьером-Бенедиктом Качкой, премьер-пастырем общины. В преступной среде уважаем за мастерство, но, по слухам, одновременно с уходом в сусуниты завязал (недостоверно).

Противоречив, насмешлив, непредсказуем.

Любимец женщин.

В Орден Зари вступил по собственному желанию.

Герман фон Шмуц, сын Хальдрига Разбойника и Элен Винценской. Двадцать два года. Племянник барона Конрада фон Шмуца, обер-квизитора первого ранга. Стратег-универсал с высшим образованием. С отличием окончил магистратуру университета в Бравалле, факультет фундаментальной стратегии.

С отцом в конфликте…

Уронив бумаги на стол, барон откинулся на спинку кресла.

Чернота апартаментов вселяла меланхолию и дурное расположение духа. Краткие биографии квесторов ни на шаг не приближали к разгадке. Опрос стражи ничего не дал, о чем сообщалось в отдельном рапорте. Телеги с телами квесторов будто дракон хвостом смахнул. Магическими способами трупы не уничтожались и не перебрасывались в пространстве: такой выброс маны волхвы-локаторы Тихого Трибунала засекли бы мгновенно. Старая закавыка: «Нет трупа – нет дела». Если бы не случайная находка обсервера с записями; если бы не героический поступок вигиллы, рискнувшей считать остаточные эманации ауры… Квесторов объявили бы пропавшими без вести, убийство сочли недоказанным, а, значит, и следствие велось бы спустя рукава.

На что злоумышленники и рассчитывали, увозя тела убитых.

Барон зажмурился. Темнота под веками успокаивала, в отличие от комнаты-чернильницы. Инфернальная гармония сфер в личном пользовании. Генеральный психот Приказа, милейший Джакомо Паванца, в частных душеспасительных беседах называл это «тоской по утробе», рекомендуя длительный отпуск на водах.

Или краткий, но горький запой.

Барон открыл глаза и вздохнул. Отпуск, запой… Пустые мечты о прекрасном. Машинально перебирая бумаги, он наткнулся на еще один конверт, которого раньше не заметил. Адрес, прямой или обратный, на конверте отсутствовал. На лицевой стороне в красном сургуче красовался оттиск печати: грифон сердито разинул клюв. Символ, для человека знающего более чем ясный: опасность. Плюс слегка фамильярное предостережение: «Не щелкай клювом!»

В Бдительном Приказе пакеты всегда подписывали. Намеки и аллюзии здесь не поощрялись. Генриэтта весточку прислала? Ладно, поглядим…

Плотный желтоватый лист бумаги, сложенный вчетверо. «Верже Алехандро» с отливом в желток. Буквально час назад барон держал в руках его брата-близнеца. Почерк тоже оказался знакомым.

"Барону Конраду фон Шмуцу, лично в руки.

Ваша светлость!

Сим спешу довести до Вашего сведения, что Ваш брат Хальдриг является черствым болваном, позорно равнодушным к судьбе собственного сына. Последнее, впрочем, Вам наверняка известно. Посему переадресую это послание Вам. Я знаю, Вам уже известно, что Герман опрометчиво вступил в пресловутый Орден Зари, встав на путь трагической гибели. Однако, как близкому родственнику погибшего, а также как обер-квизитору Бдительного Приказа, Вам будет небезынтересно узнать дополнительные обстоятельства, имеющие касательство к данному делу…"

– Эй, светлость!

Барон поднял голову. Хотя больше хотелось поднять что-нибудь тяжелое и запустить в гостя. Второй раз подряд оборвать чтение заветного письма – это слишком даже для кроткого аскета.

– Светлость, слышь, чего скажу… Там наши собрались. Только тебя и ждут.

В дверях, загородив весь проем, а макушкой упираясь в притолоку, торчал рыжий дурак-кинофоб. Оскалив крепкие, белоснежные – и чуждые на Черной половине! – зубы, он приветливо улыбался. Из-под ворота алой блузы детина выпростал массивное ожерелье, сделанное из ярких камешков и речных раковин-перламутриц. Вот, дескать, чего у меня есть! Завидуйте…

Конрад тоскливо вздохнул. Бессмысленно объяснять этому красавцу разницу между «Эй, светлость!» и «Ваша светлость!», или даже «Простите, ваша светлость, за беспокойство…» Удивится, моргнет пушистыми ресницами, тряхнет ожерельем, на том образование и закончится.

– Заждались наши, говорю. Меня отрядили: звать…

– Сударь, вы уверены, что у нас с вами есть какие-то общие «наши»? Или вы про огромных и злых собак? Защита от домашних животных не входит в обязанности Бдительного Приказа…

Не удержался. Полез в свиной ряд с бархатным сарказмом и золоченой иронией. Не жалуйся теперь, если богатство измажется в навозе.

– Зря, – словно подслушав мысли барона, вдруг сказал детина.

Шагнул за порог. Видимо, был суеверным: передавать друг другу вещи, деньги и даже просто слова через порог считалось дурной приметой.

– Зря обижаешь, светлость. Есть у нас с тобой и наши, и не наши. И беда есть, одна на всех. Идешь или как?

Он по-прежнему улыбался: спокойно, беззлобно.

– Как вас зовут, сударь?

– Это тебя зовут, светлость, – бодро отрапортовал рыжий дурень. – Не въехал? Это бывает, с устатку… Может, кликнуть хозяина? Пусть рассольчику спроворит…

– Вот я, например, барон фон Шмуц, – внятно, по складам, как ребенку, разъяснил Конрад, для убедительности ткнув себя в грудь пальцем. – А ты кто?

Конопатая рожа детины расплылась еще шире.