Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они не войдут. Нам нужно пережить эту ночь, а потом они уберутся и мы спасемся, – громко проговорил Небойша, желая успокоить своего молодого товарища, а заодно и себя.
Вукашин хотел ответить что-то, но тут услышал кашель, натужный, старческий – где-то совсем рядом, в двух шагах.
– Что за… – начал было Небойша и тут увидел то, чего никто из них не заметил раньше. Один из лежащих на полу ковриков съехал в сторону, и под ним обнаружилась дверь. – Подвал! Как мы раньше не увидели?
– Там кто-то есть! – воскликнул Вукашин и кинулся к дверце.
– Погоди! – Небойша взял его за плечо. – Вдруг это один из них?
– Не похоже. Он не зовет нас, не просит впустить. Я думаю, он там прячется, как и мы.
– Все равно надо проверить. – Небойша вытащил из-за пояса нож. – Посветишь мне.
Вукашин схватил стоящую на столе самодельную свечу.
– Готов?
– Да.
Небойша откинул дверь подвала, и волна отвратительного запаха едва не сбила обоих с ног. Пахло сыростью, мочой, чем-то гнилым. С трудом сдержав рвотный порыв, Вукашин посветил внутрь.
На дне подвала сидел человек, вернее, старик: голова была совсем седая. Увидев стоящих над его головой людей, он поднес руку к глазам и закашлялся.
– Кто ты такой? – крикнул Небойша.
Старик все так же заходился кашлем.
– Кажется, я знаю его, – ломким голосом проговорил Вукашин.
«Тебе не кажется, ты точно знаешь, так ведь? Но это не правда, не может быть правдой!»
Вскоре Вукашину и Небойше удалось вытащить старика из подвала, и теперь он сидел рядом с ними, на том самом месте, где еще недавно располагался Радослав. Только никакой это был не старик, несмотря на седины, морщины и трясущиеся руки.
– Боян, скажи нам, что тут произошло? Кто эти существа – там, на улице?
Но тот не видел их, не слышал, не понимал, что происходит. Он обхватил себя за голову и раскачивался – взад-вперед, глядя перед собой невидящим взглядом и время от времени кашляя.
– Боян, ты, верно, голоден? Поешь с нами!
– Кажется, он повредился умом, – вполголоса проговорил Небойша. – Сколько он уже сидит в том подвале? Две седмицы? Три?
Улица снаружи, такая тихая днем, сейчас была наполнена звуками. Твари, что бродили там, время от времени заходились безумным хохотом, похожим на собачий лай, завывали и стенали на разные голоса. Десанки слышно не было, она больше не требовала впустить ее и детей, но ясно, что призывы эти могут возобновиться. Вукашин старался не обращать внимания на то, что творится во дворе, но удавалось плохо. А хуже всего было то, что чудовища скреблись в окна, и он боялся, что они могут открыть ставни.
– Все же надо было заколотить окна, – сказал он.
– Теперь уж что говорить, – вздохнул Небойша. – Инструментов нет. Но до сих пор они не пробрались сюда, так, может…
Боян забормотал что-то. Вукашин подался вперед, стараясь разобрать его слова.
– Другого выхода нет, нет… Ты же знаешь, Петар болен, Ана тоже. – Боян говорил с кем-то, выдерживая паузы между фразами, точно выслушивая собеседника. – Они тоже могут умереть, как мать. Если не будет еды, им не победить хворь. Припасов нет, нам не выжить на горохе и орехах! Ты должна быть сильной! Нет же, Десанка, не спорь со мной, я пойду и вернусь. Обязательно вернусь! – Он вцепился руками в волосы и застонал. Бормотание стало неразборчивым.
– Кажется, они заболели – Десанка и дети. А его мать умерла, – сказал Вукашин. – Наверное, Боян хотел сходить на охоту…
Внезапно Боян вскинул голову и уставился на Вукашина. Взгляд его был теперь вполне осмысленным, но напоенным такой болью, что юноша не смог выдержать его и опустил глаза.
– Вукашин? Ты? Но как же это… – Боян стал озираться по сторонам, словно не понимал, где находится.
– Мы пришли узнать, что случилось. Никто из вашей деревни давно не был в городе, – сказал Небойша. – Ты понимаешь, что я говорю, Боян? Послушай меня! Скажи нам, что тут у вас творится?
– Люди стали пропадать. Ночами. Кто-то приходил и забирал их. Мы запирались в домах, не выходили после заката, но все было напрасно. – Боян говорил отрывисто и быстро.
– Почему никто не поехал в город за помощью?
– Поначалу, когда еще можно было выбраться, никто не думал… Надеялись, что обойдется. Потом уж, как все закрутилось, хотели, да только… Снегопад – сильный, как никогда. Дороги были завалены снегом. Людей оставалось все меньше, каждую ночь пустели дома. Но мы, наша семья… Мы держались, ночь за ночью. А потом мать заболела, и дети тоже. – Боян снова закашлялся и долго не мог успокоиться. – Жар у Петара и Аны был таким сильным, что, казалось, кожа вот-вот вспыхнет огнем. Мать умерла, а в одну из ночей сгорел сарай. Там была еда, все наши запасы. Все пропало! Домашняя птица, свиньи, бараны, лошади… В деревне давно не осталось никакой живности, даже собак.
– Они пожирают их? – спросил Небойша.
Боян сделал неопределенный жест, который можно было истолковать и так, и эдак, и ничего не ответил.
– Голод стоял у дверей. Грозил смертью. Дети ослабели, им нужно было есть, чтобы восстановить силы. Мне приходилось охотиться. И я шел, каждое утро, только…
– Охотиться было не на кого, – проговорил Вукашин.
– Дикие звери разбежались. Нужно было зайти дальше. Десанка не хотела отпускать меня, боялась оставаться одна. Я сказал, что пойду, может, доберусь до Журево, попрошу помощи.
Лицо Бояна исказила судорога. Оно страдальчески сморщилось, и Вукашин увидел, как из угла глаза выкатилась и побежала по небритой щеке слеза. Никогда прежде мужчины не плакали при нем, и вид некогда сильного, уверенного в себе человека, который не мог сдержать слез, потряс его едва ли не сильнее всего пережитого за последние часы.
– Я оставил их, я должен был… – срывающимся голосом выговорил Боян.
– В Журево есть люди?
Боян качнул головой: нет.
– Это маленькая деревня. Меньше нашей, меньше Владе. Пустые дома, заколоченные окна, закрытые ставни, ни животных, ни людей – все как у нас.
– Мы думали съездить туда. Но теперь уж…
– В одном доме я нашел соленое сало, в другом мешок муки, – не слушая Небойшу, рассказывал Боян. – Я все взял. Охотиться было бесполезно. Округа вымерла, даже птиц не слышно. Вы заметили?
Небойша и Вукашин посмотрели друг на друга: они не обратили внимания.
– Городские, что с вас взять. – Боян вытер лицо широкой ладонью. – Мне пришлось ночевать в Журево – обратно до темна я бы не успел. Зима, дни короткие, а путь не ближний. Я велел Десанке быть осторожной, только…
Он умолк, и Вукашин подумал, что он снова будет плакать, но ошибся.