яростные контратаки. На этот раз им предшествовала длительная артиллерийская подготовка. Затем пошли танки и пехота. Наши подразделения снова выстояли. И не только выстояли, но л ворвались на плечах гитлеровцев в деревню, которая использовалась как опорный пункт и исходный рубеж для контратак.

И все же первые два дня боев были для нас очень трудными. То здесь, то там возникали сложные, а зачастую и просто критические ситуации. И хотя это не имеет прямого отношения к действиям разведчиков, не могу не рассказать о подвиге, который совершили бойцы под командованием лейтенанта И. Е. Бесхлебного.

Укрепившись на господствующей высоте, плотно зарывшись в землю, гитлеровцы мешали продвижению подразделений 875-го стрелкового полка 158-й стрелковой дивизии. Чтобы нарушить систему огня, внести замешательство в стан врага, надо было овладеть траншеями па вершине высоты. Такую задачу поставили перед лейтенантом Бесхлебным.

Ночью 27 человек бесшумно преодолели ничейную территорию и ворвались в траншею. Завязался бой. Внезапность удара, мужество и мастерство солдат, сержантов и офицера решили его исход в нашу пользу: гитлеровцы, оборонявшие высоту, были перебиты.

Разъяренные фашисты открыли сильный артиллерийский огонь по своим бывшим траншеям. Склоны холма и его вершина покрылись воронками. Но попытки вражеской пехоты восстановить положение терпели неудачу за неудачей. Уже свыше сотни вражеских трупов устилало землю. А герои не отступали. Лейтенант Бесхлебный умело руководил действиями бойцов. Ему помогал парторг роты младший лейтенант П. Г. Владимиров. Перебегая от одного стрелка к другому, он увидел Николая Машенкова, лежавшего на дне траншеи. Голова, грудь, руки бойца были перевязаны, но алые пятна все шире растекались по бинтам. На какой-то момент Машенков открыл глаза.

— Я дрался как коммунист, — тяжело переводя дыхание, прошептал он парторгу. — Пусть ребята держатся до конца…

Только накануне этого боя Машенков подал заявление с просьбой принять его в партию, но рассмотреть заявление не успели. И теперь, теряя последние силы, Николай как бы напоминал об этом.

Видя, что контратаки ничего не дают, гитлеровцы снова обрушили на высоту шквал огня. Разрывы поднимались не только на высоте, но и вокруг нее. Фашисты тем самым отрезали путь нашим подразделениям, которые стремились на подмогу смельчакам. Огневые налеты чередовались с новыми контратаками. Но высота держалась. Все меньше оставалось бойцов, способных держать в руках оружие. Пал смертью храбрых лейтенант Бесхлебный. Около 70 гитлеровцев, прорвавшись наконец на высоту, окружили блиндаж, в котором укрылись оставшиеся в живых. Немцы кричали: «Рус, сдавайся!» Но в ответ гремели автоматные очереди.

Воспользовавшись тем, что фашисты не могли теперь вести артиллерийский огонь по высоте, наше подразделение, находившееся неподалеку, устремилось в атаку. Оно выбило гитлеровцев из траншей и окончательно закрепилось в них. Позже выяснилось, что из 27 героев только трое остались в живых. Рядовой М. Рапуков, истекая кровью, сумел добраться до ямы и укрылся в ней. Рядовые П. Капинус и А. Кобыльниченко, будучи тяжело раненными, были захвачены в плен. Первый из них погиб в концлагере, второй выжил и был освобожден в 1945 году.

Тела бойцов и командиров, павших в неравной схватке с врагом, были похоронены в братской могиле тут же на безымянной высоте. Впрочем, с той поры у нас в 39-й армии ее называли не иначе, как «Высота 27 героев». Все, кто дрался на ней, были награждены орденами Отечественной войны I степени. Подавляющее большинство, к сожалению, посмертно.

Я привел этот эпизод для того, чтобы еще раз показать; с каким трудом давался нашим подразделениям и частям каждый шаг вперед. Но, как бы то ни было, второй рубеж вражеской обороны войска сумели прорвать. Успех этот достался немалой ценой. И гитлеровцы, измотанные тяжелыми боями, пе предпринимали активных действий. Наступило относительное затишье.

В ночь под Новый год мне неожиданно передали приказание явиться в блиндаж командующего армией генерал-лейтенанта Н. Э. Берзарина. Я, честно говоря, недоумевал. Вроде бы никаких срочных дел не было. Последние разведывательные данные я уже доложил начальнику штаба. Через несколько минут я был возле двери. Постучал, распахнул ее и обмер: передо мной по-праздничному накрытый стол.

Николай Эрастович Берзарин шагнул мне навстречу, улыбаясь своей совершенно неповторимой улыбкой.

— Проходите, товарищ Волошин, не стесняйтесь. Решили вот в тесном кругу отметить Новый год.

Я увидел заместителей командующего армией, почти весь руководящий состав штаба. Чуть позже подошли остальные. Впрочем, не было в этот вечер ни командующего, ни его заместителей. Были добрые фронтовые товарищи, которые сегодня собрались за столом, а завтра снова будут отдавать распоряжения и приказы, выполнять их.

— Давайте рассаживаться, — торопил хозяин. — А то так и Новый год пропустим. — Как у тебя с Москвой? — обернулся он к радисту, который в углу настраивал приемник.

— Полный порядок, товарищ командующий. Будет Москва!

Замолкли голоса. Из динамика доносились какие-то шорохи, трески. Потом и они ушли куда-то на задний план. И вдруг во фронтовом блиндаже зазвучал голос Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина. Он говорил спокойно, негромко, изредка покашливая. Он тепло поздравил всех советских людей с наступающим 1944 годом и обратился со словами высочайшей похвалы и благодарности в адрес всего народа и его Красной Армии. Он благодарил не от себя лично. Партия и страна стояли за ним.

До полуночи оставалось, вероятно, не больше минуты, когда к командарму подошел командующий артиллерией армии генерал А. Е. Брейдо.

— Разрешите?

— Зря боеприпасы жечь будете?

— Никак нет. Только по заранее разведанным и пристрелянным целям. Все подготовлено.

А где-то там, далеко от нас, шумела гудками проходящих машин Красная площадь. Все встали, ожидая боя курантов. И вот он, первый удар, возвещающий приход нового года! Раскатисто, гулко разнесся знакомый всем звон. Словно рожденный им, ударил мощный артиллерийский залп. Нет, не в Москве, а здесь, у нас. Это сказали свое новогоднее слово фронтовики-артиллеристы. И не могло быть для нас лучшей музыки, чем эта.

— За нашу любимую партию, за советский народ, за окончательную победу над фашизмом! — взволнованно произнес Николай Эрастович. — За то, чтобы все мы дошли до Берлина!

Не прошло и часа, как начали расходиться. Не потому, что вечер не удался. Напротив, давно мы не находились в такой непринужденной, простой обстановке. Но рядом, совсем рядом притаилась война, У каждого из нас были дела и обязанности.

В январе 1944 года в полосе 39-й армии наступило затишье. Войска нуждались в пополнении и хорошем отдыхе. А разведчики продолжали действовать — такова уж их военная судьба. И задачи приходилось решать самые разнообразные.

Однажды летчики-наблюдатели зафиксировали подход к линии фронта колонн пехоты противника. Невелики они были и, разумеется, каких-то существенных изменений в