— Вы когда-нибудь видели привидение? — продолжала допытываться она.

— Я много повидал, в том числе и много странного. Но привидениями только детишек пугают. Запомни, что разум может тебя обманывать, а глаза, послушные ему, увидят миражи. Я не верю в призраков и не поверю, пока не увижу собственными глазами.

Аджетта повернулась и открыла дверь. Колокольчик звякнул, и в магазин ворвался свежий утренний воздух. Ей было неприятно предавать Блейка, но все прошло так гладко. Она шагнула на улицу и помахала Тадеусу, который остался за стеклянной дверью.

Тадеус огляделся, повернул ключ в замочной скважине и опустил штору.

— Кажется, сработало, — гордо сказал он и пошел к двери в подвал. За ней начинался длинный ряд деревянных ступеней, которые жалобно скрипели при каждом его шаге. Лестница находилась внутри опоры моста и вела далеко вниз, где было его хранилище. За каменной кладкой слышался плеск воды о мощные опоры, которые поддерживали мост со всеми его домами и магазинами.

Тадеус взял лампу и стал спускаться вниз, высоко держа ее над головой. Мягкий теплый свет выхватывал круг из густой черноты, которая словно расступалась перед Тадеусом. Ступени уводили его все ниже и ниже. Наконец он оказался у массивной двери, в перекладину которой были вбиты сотни гвоздей. На двери висел кошачий череп на розовой ленточке, украденной с чепца ребенка.

Он толкнул дверь, и она отползла к стене. За дверью находилась комната с каменными стенами и полом, тонувшая во мраке. Зеленые водоросли пробивались из стыков. С потолка сочилась рыжая вода Темзы и сбегала на пол длинными, похожими на пальцы ручейками.

Тадеус закрыл за собой дверь и запер все три засова. В комнате ничего не было, кроме массивного деревянного стула, высокого медного подсвечника и железного кольца, вмурованного в стену столь прочно, что и сотня лошадей не смогла бы его вырвать. Тадеус опустился на стул и с улыбкой оглядел комнату.

— Покажись! — велел он и пригладил волосы. — Я не могу весь день ждать. Надо поговорить!

Ответа не последовало, только вода билась о каменную стену.

— Неужели ты не можешь показаться без этих дурацких слов? — спросил он и топнул ногой. — Hoc est corpus meum![8]— вскричал он, и сырые стены отозвались эхом. — Достаточно? Так покажись скорее ты, исчадие ада!

На полу в углу комнаты заклубился синий туман. Тадеус различил тощее белое плечо и три залитых кровью ребра, которые парили в воздухе.

— Hoc est corpus meum! — снова закричал он. — Не заставляй меня ждать. Мне надо поговорить с тобой. Давай живее! — Он застучал ногами, как капризный ребенок.

Призрак постепенно обретал форму: появились руки и сами собой приросли к мускулистому туловищу. Когда призрак совершенно оформился и его синяя кожа засияла в свете свечи, он поклонился Тадеусу.

— Наконец-то, — проворчал Тадеус. — У меня есть для тебя работа. Нужно последить за одной девочкой. У нее в кармане лежит кристалл Ормуз — так что ты не потеряешь ее из виду. Ты должен чинить препятствия всем, кто попытается ее остановить и помешает ей достать «Неморенсис». Мне нужно, чтобы сегодня ночью она пришла сюда. Позаботься о том, чтобы ее не поймали. Синий Дэнби, ты меня понял?

Синий Дэнби таращился на него своими пустыми черными глазницами. Змея вползла ему в рот и вылезла через нос.

— С удовольствием, мистер Тадеус. А можно, я потом ее убью? — спросил он сиплым и печальным голосом.

— Не сейчас. Она мне нужна. — Он на секунду задумался. — Я так понимаю, это про тебя она спрашивала?

— Я должен был взглянуть на нее, еще раз прийти в тот дом… — Дэнби открыл рот, чтобы змея выскользнула наружу. — Ведь именно там я провел свои последние дни. — Он замолчал. Его кожа потемнела от гнева. — И теперь я обречен призраком скитаться по миру, тогда как Кадмус и Аджетта радуются жизни. Зато она больше никогда не увидит своего песика. Он скулил, как щенок!

— Но ты привязан ко мне тремя зубами и кусочком пальца, — заметил Тадеус. Он достал из жилетного кармана бархатный мешочек и потряс его перед носом призрака. Там что-то глухо застучало.

— Когда ты меня отпустишь? — спросил Дэнби. — Я честно служил тебе год и один день и выполнял твои поручения на том свете.

— Не для того существуют заклятия, чтобы их разрушать, мистер Дэнби. Я обещал дать тебе тело, в котором ты сможешь дожить жизнь, оборвавшуюся раньше времени. — Тадеус аккуратно убрал мешочек обратно в карман. — Разве не приятно будет получить тело Кадмуса Ламиана или Блейка? Ты сам можешь выбрать, хочешь ли ты жить в грязи постоялого двора или в роскошном доме на площади Блумсбери. Ты станешь настоящим денди, будешь красить губы и есть один шоколад. А если хочешь, можешь даже не расставаться со змеей…

Тяжелая медная люстра сияла светом семидесяти свечей, которые согревали холл дома № 6 на площади Блумсбери. Миссис Малакин зажгла последний фитиль, медленно спустилась с лестницы и бросила горящую лучину в ведро с водой. В гостиной Блейк шагал из угла в угол и кусал ногти, а перед ним в большом кресле сидел Исаак Бонэм, закрыв лицо руками.

— Я больше не знаю, где истина, — говорил Блейк. — С прошлой ночи моя жизнь в руках создания, которое совершенно сошло с ума. И если то, что я видел сегодня утром, мне не померещилось — вся моя наука гроша ломаного не стоит. — Он ударил кулаком в стену. — Я в ловушке, Бонэм. Я как муха, попавшая в паутину, к которой подбирается паучиха, чтобы высосать из нее всю кровь… Но беда в том, что мне все равно. Она такая прекрасная, что мне все равно, что со мной будет. Я даже готов принять их подлый план, только бы сидеть у ее ног и смотреть ей в глаза.

— Она тебя околдовала, друг мой. Разве ты не видишь, что она навела на тебя какие-то чары? — спросил Бонэм.

— Вижу, но мне все равно, Исаак. Я не знаю, что вчера произошло, но я изменился. Я всю жизнь занимался не тем, чем нужно, — проговорил он, глядя на ожог на ладони. — Долгие годы я изучал каббалу, искал истину, чтобы найти ответы на все вопросы в мире, чтобы принести пользу людям. Но я забыл об одном — о самом себе! И теперь я хочу жить только для себя. — Блейк показал Бонэму свою ладонь. — Видишь. Вот что оставила мне леди Флэмберг. От ее прикосновения огонь заструился по моим жилам. И только сейчас мне наконец кажется, что я по-настоящему живу. А воспоминание о ней занимает весь мой разум.

— Это просто ожог. Обычный фокус. Должно быть, у нее в руке был спрятан электрометр, вот у тебя огонь и заструился по жилам, — быстро сказал Бонэм, пряча руку в карман. — Хезрин Флэмберг, конечно, странная женщина, но ведь не ведьма же. — Бонэм замолчал и глянул на открытую дверь в комнату. — И у стен есть уши, — тихо проговорил он. — А миссис Малакин славится своей болтливостью.