— А если они просто играли в прятки? — перебил Йона.

— Это как? — Натан взглянул в серые глаза комиссара.

— Жертва считала до ста, а убийца прятался.

Натан улыбнулся — ему понравилась эта мысль:

— Тогда есть смысл искать…

— Да, но где?

— Могу только посоветовать обернуться и посмотреть назад, — сказал Поллок. — В прошлом, как в зеркале, отражается будущее…

Государственная уголовная полиция — централизованная оперативная служба, отвечающая за борьбу с тяжкими преступлениями и в Швеции, и на международном уровне.

Шеф Государственной уголовной полиции Карлос Элиассон стоял у невысокого окна на восьмом этаже; из окна открывался вид на крутые склоны Крунубергспаркена.

Элиассон не знал, что в эти минуты Йона Линна идет по дорожке через парк, а до этого ненадолго заходил на старое еврейское кладбище.

Карлос снова сел за стол и потому не видел, как лохматый комиссар пересекает Польхемсгатан и неторопливо направляется к стеклянным дверям Главного полицейского управления.

Йона прошел мимо плаката о роли полицейских в изменившемся мире. Бенни Рубин горбился за своим компьютером, из кабинета Магдалены Рунандер слышались обрывки разговора о сотрудничестве с Интерполом.

Йона вернулся в Стокгольм, поскольку его вызвали на встречу со следователями, ведущими служебное расследование; встречу назначили на вторую половину дня. Комиссар забрал почту из своего бокса, сел за рабочий стол; перебирая письма, он понял, что согласен с Поллоком.

Трудно совместить образ Викки Беннет — и эти убийства.

Даже если у полиции нет доступа к заключениям психиатров, ничто не свидетельствует о том, что Викки Беннет опасна. Ее нет ни в одной полицейской базе, а люди, знающие ее лично, отзываются о ней как о девочке застенчивой и милой.

Но технически все улики указывают на нее.

И на то, что малыша похитила она.

Может быть, он уже лежит где-нибудь в канаве с размозженной головой.

Но если он еще жив, надо поторопиться.

Может, он сидит вместе с Викки в машине в каком-нибудь темном гараже, может, она как раз в эту минуту кричит на него и в ней поднимаются гнев и ярость.

Натан Поллок дал свой обычный совет — обернись и посмотри назад, ищи там.

Он сказал это просто, как нечто само собой разумеющееся. В прошлом, как в зеркале, всегда отражается будущее.

За свои пятнадцать лет Викки Беннет успела много где пожить. От своей бездомной мамаши она уезжала в разные места: в приемную семью, на станцию «скорой помощи» или в интернат.

Где-то она находится и сейчас.

Ответ мог ждать в любой из семей, где Викки случалось жить, он мог таиться в беседе с ее бывшим опекуном или воспитателем, сопровождающим или приемными родителями.

Должны быть люди, на которых она полагается, которым доверяет.

Йона собрался было сходить к Анье, спросить, нашлись ли какие-нибудь имена и адреса, но Анья уже сама стояла в дверях. Могучее тело втиснуто в узкую черную юбку и ангорскую кофточку. Хитро уложенные светлые волосы, кроваво-красная помада.

— Прежде чем я отвечу, скажу, что больше пятнадцати тысяч детей ежегодно попадают в разные детские учреждения, — начала Анья. — Это называется «реформа, которая позволит человеку выбирать», она произошла, когда политики допустили в эту систему частных предпринимателей. Так что теперь хозяевами интернатов и других подобных учреждений являются почти повсеместно владельцы солидных капиталов. Это все равно что продавать детей на аукционе: кто попросит меньше всего денег на их содержание, тот и получает право опеки… Экономят на персонале, на преподавателях, на терапии и стоматологии, лишь бы заработать…

— Знаю, — перебил Йона. — Но Викки Беннет…

— Я подумала — может, у меня получится связаться с последним уполномоченным по размещению детей.

— А ты можешь?

Анья снисходительно улыбнулась и склонила голову набок:

— Я уже сделала это, Йона Линна…

— Ты просто нереальная, — серьезно сказал Йона.

— Для тебя я сделаю все, что угодно.

— Я этого не заслужил, — улыбнулся комиссар.

— Да, тут ты прав. — И Анья вышла из кабинета.

Комиссар еще немного посидел за столом, потом поднялся, вышел в коридор, постучался и открыл дверь в кабинет помощницы.

— Адреса, — сказала Анья, кивая на стопку листов на лотке принтера.

— Спасибо.

— Когда уполномоченный по размещению услышал мое имя, то вспомнил, что в Швеции была потрясающая пловчиха в стиле баттерфляй, которую звали точно так же. — Анья покраснела.

— Ты сказала, что это ты и есть?

— Нет, но он все равно рассказал, что Викки Беннет не всплывала в записях актов гражданского состояния, пока ей не исполнилось шесть лет. Ее мама, Суси, была бездомной и, кажется, родила Викки не в больнице. Суси забрали в психушку на принудительное лечение, а Викки отправили в идеальную приемную семью, живущую здесь, в Стокгольме.

Йона взял еще теплые листы, просмотрел даты и места размещения, ряды имен и адресов, от первых опекунов — Джека и Элин Франк, проживавших на Страндвеген, 47, до интернатов Юнгбаккен в Уддевалле и Бригиттагорден в коммуне Сундсвалль. Напротив некоторых адресов были приписки, что девочка требовала перевести ее назад, в первую семью.

Сухой, снова и снова повторяющийся комментарий гласил: «Ребенок просит, чтобы его вернули в семью Франк, но семья отказывается принять его».

Наконец Викки перестали отправлять в семьи. Только в приюты. Молодежные общежития на одну ночь, детские дома, куда ее отправляли работники социальной службы, реабилитационные клиника и интернаты.

Йона подумал об окровавленном молотке под подушкой и крови на подоконнике.

Сосредоточенное личико на фотографии, спутанная гривка светлых волос.

— Можешь узнать, Джек и Элин Франк все еще живут по тому же адресу?

Анья просияла, словно собралась забавно пошутить, выпятила губы и проговорила:

— Почитай «События недели» — узнаешь о том о сем.

— Что ты имеешь в виду?

— Джек Франк и Элин развелись, но жилье осталось за Элин. Деньги-то ее.

— Так они какие-то знаменитости?

— Она занимается благотворительностью, гораздо больше, чем прочие богатые люди… Она и ее бывший муж Джек вкладывали кучу денег в детские городки и благотворительные фонды.

— Так значит, Викки Беннет жила у них?

— Как видно, ей это не пошло на пользу.