— Ах! Добрый старый Джордж, всегда старается потопить чужую лодку. — Он наклонил голову и внимательно посмотрел на нее. — Формально все так. Мы были когда-то помолвлены, очень давно, и я помогаю ей теперь.

— А Тревор? — Она не понимала, как ей удалось произнести это спокойно, страх колотил молотком в грудь.

— Тревор? — Он уронил руки, и губы его побелели. — Что этот подонок сказал тебе про Тревора?

— Кто его отец?

Он отвернулся, провел рукой по волосам. Не поворачиваясь, заговорил:

— Я не могу тебе сказать. Конни просила не говорить тебе.

Это было все равно, что признание. Сердце ее взорвалось, превратилось в один ноющий комок боли.

— О Господи, — простонала она. Если бы не стена, она бы упала. — Значит, он твой. Он твой сын.

— Мой сын? — Он развернулся, схватил ее за плечи и стал трясти так, как будто хотел вытрясти из головы эту мысль. — Так вот что ты думала? Что Тревор мой сын?

Она кивнула, почти теряя сознание.

— Ты действительно думала, что я могу быть отцом ребенка и отказываться от него? Ты думала, что я женился на тебе под носом у любовницы, матери моего ребенка? — Он больно сдавил ей плечо. — Боже всемилостивый! Дарси, за кого же ты меня принимаешь?

— Я не знала, что думать, — сказала она. Он опроверг самые худшие из ее опасений с такой уверенностью в голосе, такой злостью во взгляде, что Дарси заколебалась, не ошибается ли она. — Вы были так близки. Пару раз я видела вас на пляже. Я видела ее на свадьбе, она... она была очень зла.

— Да, — кивнул он, — она злилась с самого начала, как только я сказал, что ты приехала, а когда мы поженились, прямо рассвирепела.

Дарси попыталась быть справедливой. Проглотив ком в горле, она сказала:

— Я могу понять, она тебя любит...

Он хмуро покачал головой.

— Нет. Давно не любит; боюсь, и раньше не любила. Но она никогда не была сильным человеком, а последние годы ей приходилось трудно.

— И она, конечно, обратилась к тебе. — Дарси не хотела ехидничать, но от боли не могла с собой справиться.

— Да. У нее был только я. Мы дружили с детства. Она знала, что роман наш давным-давно закончился, и ей была нужна моя дружба.

Майлз уловил недоверие в ее глазах и сказал настойчивее:

— Это правда, Дарси. Мы не любовники. Как я понимаю, она просто боялась. Боялась, что потеряет опору, что ты не станешь делить меня с ней.

— Не стала бы, — прошептала она. — Мне противна сама мысль, что ты был с Конни.

— Я не был с ней. Не в том смысле. — Горькие складки легли по сторонам его рта. — Почему ты меня не спросила? Я и предположить не мог, что тебя это волнует. Ты казалась такой безразличной.

— Я считала, что не имею права. Вы были близкими людьми, чем-то вроде семьи. А я... — Слезы подступили к самым глазам, и она на время замолчала. — А у нас с тобой только деловое соглашение.

Майлз напрягся.

— И все? Для тебя это была только сделка?

— Я не могла позволить себе думать иначе! — закричала она. — Везде был Тревор. Он мне кого-то напоминал, не знаю кого. Это меня убивало, я знала, что он мог быть твоим сыном.

Выругавшись, Майлз выпустил ее и отошел, как будто не доверял самому себе.

— Нет, черт возьми! Это был не я. — Он стоял возле запертой стеклянной двери, уперев руки в бедра. — Это Джордж. — Майлз словно подбросил бомбу на середину комнаты. — Вот кого тебе напоминает Тревор. Он очень похож на Джорджа.

Все поплыло у нее перед глазами, надо было сесть, стена уже не держала. Она словно в тумане отыскала стул и села.

— Джордж?

— Да. Джордж. Отчасти из-за него мы с Конни не поженились — хотя наши отношения уже давно зашли в тупик. Через два месяца после помолвки мы поссорились, и тут появился Джордж — голубоглазый красавец с черной душой. Он прямо-таки ее околдовал. Они прожили вместе два года, потом Конни забеременела.

Казалось, Майлза охватила клаустрофобия — он повернул замок в стеклянной двери и толкнул ее, но дверь была забита фанерой и только чуть-чуть приоткрылась, впустив свежий воздух.

Он уткнулся лбом в фанеру.

— Джордж предложил ей деньги на аборт. Видишь ли, в это время он уже собрался жениться на твоей матери и не желал, чтобы девчонка с острова и ее отпрыск подпортили ему планы.

Он злобно ударил в угол фанерного листа сильной рукой, оторвал его, и сырой холодный воздух проник в комнату. Дарси с благодарностью вдохнула его свежесть и отметила, что дождь кончился. Ветер тоже утих, только слегка шелестели пальмы под замирающим бризом. Ураган прошел мимо.

— Так вот почему ты ненавидишь Джорджа, — оцепенело сказала она. Она ни минуты не сомневалась в правдивости истории. Как доказательство перед ней стояли голубые глаза Тревора. Вот, значит, что ее преследовало — самоуверенные улыбчивые голубые глаза. Только у ребенка они были невинные и честные. Неудивительно, что она их не признала. — И поэтому ты захотел на мне жениться. Дело не в компании, верно? Это была месть, простая и ясная. Он отобрал у тебя девушку, которую ты любил, а ты отберешь у него падчерицу. Я просто пешка в вашей игре.

Майлз снова ударил по листу фанеры, злость придала ему силы, и лист с треском отвалился, открыв вид на задний двор, который блестел от дождя и пах свежим деревом, растрепанные кусты оголились. Чуть подальше был виден пляж, усеянный добычей шторма: ветками, листьями, раковинами, водорослями, тысячей разбитых и потерянных вещей.

Но Дарси видела только силуэт Майлза на фоне этой разрухи и слышала только его голос, в котором сквозили нотки раздражения:

— Нет, черт побери! Она не была «девушкой, которую я любил». Ты что, не слушала, что я говорил? Я женился на тебе потому, что ты самая красивая женщина, которую я встречал. Потому что, в первый раз дотронувшись до тебя, понял, что никогда не захочу другую.

Майлз, наконец, повернулся к ней. Лицо его было таким грубым и жестким, что не верилось, будто он только что сказал такие слова.

— Видит Бог, я не хотел испытывать этих чувств по отношению к тебе. Я говорил себе, что хорошо знаю такой тип людей. Ты просто миловидная лживая изменница, как моя мать, как Конни, как десятки женщин, которых я знал и презирал. Я уже говорил тебе, что предпочитаю откровенно эгоистичных женщин, так как в этом случае знаю, с кем имею дело, и никто не страдает.

Проглотив комок в горле, Дарси с трудом проговорила:

— Майлз, но таких женщин невозможно любить.

Он хмуро кивнул:

— Именно. Любовь не для меня, говорил я себе. Любовь — это для невинных душ, таких, как Эмилия, Эван или как Тесса.

Она смахнула слезы.

— Понимаю. Я чувствовала то же самое и никогда не думала, что могу полюбить.