Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снизу послышались быстрые тяжелые шаги, появились люди в форме. Степан распахнул дверь, показал им на задержанных.
– Но сначала операция, – сказал он, обращаясь к старшему наряда лейтенанту Валерьеву.
– Какая операция? – не понял тот.
– По разделению сиамских близнецов.
– Ага.
– И за девушкой присмотрите, чтобы не убежала.
Еще Степан обратил внимание на нож, который лежал на полу. Пальчики на нем точно имелись. Их нужно было сохранить и отдать криминалистам.
Степан вернулся к мужчине, который не знал, куда ему деться, вжался в угол между дверью в соседнюю квартиру и распределительным щитком.
– А вы здесь живете, гражданин?
– Да, за стенкой. – Дядька кивнул в сторону своей квартиры.
– И как часто здесь дебоширят?
– Да бывает. Мы уже и заявление в милицию писали.
– Да?
– Отнести собирались. – Мужчина провел пальцем по переносице, поправляя воображаемые очки.
Милиционеры разделили сиамских близнецов, позволили им одеться и увели.
Степан вернулся к Варваре, которая торопливо наводила порядок в комнате. Белье с дивана исчезло, столик вернулся на свое место. Увидев Степана, девица мышкой юркнула к креслу, села и подобрала под себя ноги.
– Значит, проституцией, говоришь, заниматься можно?
– Я понимаю, что это родимое пятно капитализма. Но у нас же сейчас он самый и есть. Пожалуйста, не надо меня стыдить. Мне и самой стыдно, – сказала девушка, понуро, исподлобья глянув на сотрудника милиции.
– Совращение малолетних – тоже родимое пятно капитализма. Но четко прописанное в Уголовном кодексе.
– Я не малолетняя.
– Наташа Протасова малолетняя. Ей всего шестнадцать. А ты предлагала этой девочке заняться однополой любовью.
– Я предлагала?!
– Чтобы затем вдвоем обслуживать клиентов.
– Какая дичь!
– Но Наташу Протасову ты знаешь.
– Протасову?.. – Варвара нервно задумалась.
– Она была вчера у тебя в гостях.
– Да, заходила. Только я ее не совращала!
– А заявление?
– Какое заявление?
– От гражданки Протасовой. Но мне кажется, что это наговор.
– Конечно, наговор!
– Это все Наташин отец, – с самым искренним сожалением сказал Степан. – Он желал хоть на ком-то отыграться за свои потерянные деньги.
– Я не спала с ее отцом.
– Ты участвовала в афере, которая обошлась ему в сто тысяч долларов.
– Какая еще афера? – От волнения у Варвары дрогнул голос.
– Преступники похитили Наташу и потребовали у ее отца сто тысяч долларов. Когда они получили деньги, Наташа вернулась к отцу. Она пришла домой вот отсюда, из этой квартиры. Телефон, кстати, у тебя работает.
– Да, работает.
– А вчера ты сказала Наташе, что телефон не работает, чтобы она не позвонила отцу.
– Я сказала?
– Да, ты сказала. А потом тебе позвонили, сообщили, что все, дело на мази, девочку можно отпускать. Ты обрадовалась. Мол, как же хорошо, что телефон заработал.
– Я вас не понимаю
– На суде поймешь. А на зоне осознаешь. Лет через десять выйдешь, вся затасканная и заплеванная. И никому ты здесь, на воле, не будешь нужна.
– За что десять лет?
– За совращение или за соучастие. А может, за то и другое сразу.
– Я ничего не знаю!
– Я тебя сейчас с собой заберу. В отделение. Тебя закрою, а твоими подельниками займусь. Они мне все расскажут.
– Какие подельники?
– А с кем это ты тут время проводила?
– Да это мои знакомые!
– Вот и я говорю, что с незнакомыми на дело не ходят.
– Это за деньги!
Степан вынул из кармана листы с вражескими шаржами, показал портреты Варваре, но узнавания в ее взгляде не заметил. Впрочем, это ничего не значило. Не исключено, что она просто смогла совладать со своими эмоциями или просто не узнала подельников, изображенных в весьма своеобразной манере.
– Что это?
– Кто.
– А похоже на что.
– Не узнала?
– Узнала. – Варвара усмехнулась. – Это мои ночные кошмары.
– Эти кошмары будут к тебе и дальше приходить. По ночам. В зону. Ты срок мотаешь, а они над тобой смеются. Ты сидишь, а они водку на воле пьянствуют и баб топчут. Да не тебя, а других, молодых и сочных. Ты стареешь и сохнешь. Представила?
– Но я и правда их не знаю, – хныкающим голосом сказала Варвара.
– А Жорик с Васьком?
– Да они случайные.
– А эти? – Степан шлепнул по листам внешней стороной ладони.
– А можно еще глянуть?
– Можешь даже повесить над своей кроватью, – сказал он, передавая ей листы.
– В зоне?
– А это смотря как ты себя поведешь. Если чистосердечно во всем признаешься, то я скажу, что настоящие преступники использовали тебя вслепую.
– Это как?
– Ты ничего не знала. Тебе сказали, ты сделала, а зачем, не знаешь.
– Но я на самом деле не знаю.
– А кто сказал?
– Вот этого я знаю, – через силу выдавила из себя Варвара, глядя на изображение мордоворота с гипертрофированной нижней челюстью.
Она показывала на того самого громилу, которого видела Марина.
– А другого?
– Другого не видела. А этого Жилой зовут.
– Кто зовет?
– Ну, друзья.
– Они у тебя были?
– Да, заезжали, – ответила Варвара и пронзительно, с жалостью к себе, несчастной, вздохнула. – Только я не знала, что они кого-то грабят.
– А зачем ты с Наташей познакомилась?
– Меня Саша попросил.
– Саша?
– Его здесь нет. – Варвара протянула Степану листы.
– А здесь? – Он показал ей фотографию Пантелея.
– А здесь есть. Мы случайно познакомились. Я шла, они подъехали. Мы отправились ко мне. Потом парни ушли, но вернулись. Тогда Саша и попросил, чтобы я с Наташей познакомилась.
– Зачем?
– Он мне сказал, что ему эта девочка очень нравится, но он не знает, как к ней подойти. Познакомься с ней, дескать, приведи домой, а я потом подойду.