Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо. Вы можете оставить меня, — сказала девушка.
— Мадам сказала, что я должен убедиться в том, что вы хорошо отдохнете. Сегодня вечером будет бал в вашу честь, и это может оказаться утомительным для вас.
— Хорошо, я прилягу ненадолго.
— Вам следует снять платье, чтобы оно не помялось. Позвольте мне вам помочь.
— Я сделаю это сама, спасибо.
— Мадемуазель, мадам, ваша тетя, приказала мне во всем помогать вам. Она была бы недовольна, если бы узнала, что вы отослали меня.
— Хорошо, — согласилась девушка, повернувшись спиной к дворецкому.
Он подошел и проворно развязал несколько шнурков. Платье упало к ногам девушки, и ее тяжелые локоны красиво легли на обнаженные плечи. («Конечно, это парик», — подумала Жад.) Ее расшитый корсет подчеркивал округлую грудь, стягивая талию и подчеркивая бедра. Кружевные панталоны доходили до белых шелковых чулок. Она приподняла с постели одеяло и уже собиралась лечь.
— Я ослаблю ваш корсет, мадемуазель Роза, — похотливо проговорил дворецкий.
Роза отрицательно покачала головой, как маленькая девочка, которая отказывается есть суп, и проскользнула в постель. Мерзкий слуга театральным жестом отбросил одеяло и положил свои грубые руки на ее молочные груди.
— Нужно дать поворковать этим прекрасным голубкам, — произнес он, сладострастно улыбаясь.
Симпатичные соски выскочили из своего накрахмаленного гнезда. (Жад почувствовала, что ее собственные соски тоже набухли.)
— Нет, — воскликнула испуганная красавица. — Не трогайте меня. Я все расскажу тете.
— Твоя тетя. Ах, ах, ах! — засмеялся негодяй, срывая панталоны.
— На помощь. Ах! Оставь меня в покое.
— Пусть киска, которую еще никто не трогал, помяукает, — прорычал мужчина, обнажая растительность на лобке и ощупывая ее контуры.
— Ах, — вздохнула Роза, защищаясь все менее активно.
А потом вдруг неопытная девочка показала большие познания в любви. Она раздвинула ноги и приподняла таз, чтобы лучше принять ласку.
— Этот маленький котик разогрелся, — сказал дворецкий. — А дам-ка я теперь ему своего большого котяру.
Он достал из штанов длинный возбужденный член. Затем, встав в профиль к камере, он театрально разорвал трусы и грубо овладел девушкой.
На лице наивной девицы читались все признаки возбуждения. Казалось очевидным, что боль, которую испытывают девственницы, — ничто по сравнению с приятными ощущениями, которые вдруг ощутила Роза.
— Негодяй, — вдруг послышался женский голос. — Ты начал праздник без меня?
Слуга не испугался и продолжил изучать своим пенисом крошечную пещеру, которую до этого никто никогда не посещал.
— Тетушка! На помощь! — простонала девушка, полагая, что ей следует изобразить страдания, чтобы спасти свою репутацию.
Затем камера показала крупную грудастую брюнетку, одетую в костюм для конных прогулок. Она быстро расстегнула рубашку, обнажив огромную грудь с темными сосками, и легла на кровать.
— Соси это, моя малышка, — проворковала она, давая свою грудь растерявшейся племяннице.
Девушка, вероятно, подумала, что тетя предлагает ей свое молоко, чтобы поддержать ее силы. Она с благодарностью схватила сосок, но из него ничего не вытекло.
Тетя, казалось, этому не удивилась. Она была захвачена непреодолимым зудом, который заставил ее просунуть руку в панталоны. Наверное, блоха… Она энергично почесала себе между бедер. По гримасе на ее лице можно было подумать, что ее беспокоила сильная крапивница.
И как унять этот невыносимый зуд? Своими длинными ярко-красными ногтями темноволосая дама вытащила член слуги из узкой ниши племянницы и перенесла его в свою гораздо более просторную пещеру.
— Трахни меня, бездельник, — сказала она. — А я позабочусь о малышке.
Затем все трио приняло акробатическую позу, чтобы рот высокой брюнетки, сосавшей вульву своей племянницы, и поступательные движения пениса слуги между пышными бедрами его хозяйки находились в пределах видимости камеры. (Жад показалось, что она чувствует на своем клиторе пульсирующие губы владелицы поместья.)
Обе кошки мяукнули, когда вдруг вошел господин хозяин в галифе.
— Суки, я вас поймал! — воскликнул он.
— Небеса! Твой дядя! Мой муж!
Дворецкий спрятал свой член в ливрее и сбежал.
— Негодяйки, — сказал сеньор, ударяя тростью. — Вы заслуживаете наказания.
И он нанес несколько ударов по телу своей жены.
— Ах, — заскулила она больше от удовольствия, чем от боли, потому что нетрудно было заметить, что трость была сделана из мягкой резины.
— На колени, — приказал он бывшей инженю, потянув ее с кровати.
Беспорядок в одежде девушки был более чем очаровательным. Ее груди вывалились из корсета, который вместе с чулками и подвязками лишь подчеркивал наготу ее ягодиц и белизну живота.
Он расстегнул штаны и вытащил огромный кол.
— Соси, — приказал он.
«Опять! — казалось, подумала малышка. — У этого семейства довольно странный способ кормить меня». И она слегка прикоснулась к огромному члену дяди, потому что считалось дурным тоном демонстрировать свой аппетит. Тем не менее дядя своим видом продемонстрировал, что он не против, если девушка будет жадной, а посему схватил ее за кудри и засунул свой член ей в рот.
В последний момент грубиян отпрянул назад и кончил прямо на великолепное кресло в стиле Людовика XV.
* * *
Когда Бьянка выключила видеомагнитофон, Жад чувствовала себя вполне разогретой. Хотя фильм и не отличался художественными достоинствами, она не могла отрицать, что он оказался вполне эффективным. Джина благодаря своей неотразимой внешности и комедийному таланту смогла сделать карьеру в Чинечитта[28]. Ее груди были мягкими и сочными, как персики, соски — красными и сладкими, как виноград, ягодицы — круглыми и твердыми, как дыни. Джина была чувственной версией Арчимбольдо[29], настоящим блюдом с фруктами, лакомством, которым следовало непременно поделиться с мужчиной.
Берит и Бьянка ушли в противоположных направлениях, и Жад осталась одна. Она была так взволнована пышными прелестями итальянки, что только мастурбация могла удовлетворить ее. Она хотела почувствовать ее запах, коснуться ее кожи, открыть ее клитор и заставить его вибрировать, возбудить Джину до кульминации, а затем передать ее Ролану.