Они подошли к остаткам деревянного причала. Дерево сгнило, нового для починки не хватало, и его заменили камнем. А вот и лодка. Рыбацкая лодка, сказал Данн. Маара никогда таких не видела. По высохшей грязи приближалась толпа, человек двадцать. Двое с длинными веслами впереди и сзади. Маара и Данн влезли в посудину вместе со всеми. По краям лодки шел поручень, чтобы держаться, не выпасть в воду. Народ стоял вплотную, испуская тяжкий кислый дух. Перегруженная лодка низко осела в мутную воду. В последний момент приковыляли двое обворованных накануне. Похоже, они так и не нашли себе пищу, едва на ногах держались. Данн глянул на них мельком, так же как и на остальных. Из воды торчали стебельки глаз и клешни жалохвостов. Люди внимательно следили за ними, опасаясь получить смертельный удар из-под воды. Лодка вышла на середину водоема, горы как будто выросли, стали выше. Те, с которых спустились Маара и Данн, остались позади.

Маара не представляла, что люди такие разные. Была в лодке коренастая плотная женщина, похожая на женщин скального народа, но ярко-рыжая. С нею мужчина, больной и тощий, с клочьями седых волос, хотя и не старый. Трое похожих на махонди, стройных, высоких, но с шапками бледных курчавых волос. Махонди всего двое, Маара и Данн, но никто на них не обращал внимания, может быть, из-за их одежды, когда-то белой, которую носили рабы и слуги. Что бы подумали родители, если бы увидели сейчас своих детей? Признали бы они друг друга? Маара попыталась вспомнить лица отца и матери, но не сумела. Голоса — да. Смех. Запах. От отца пахло чем-то теплым, добротой, а от матери исходил терпкий дразнящий аромат. Здесь, в лодке, воняло подмышками и грязными ногами. Лодка едва продвигалась по грязной воде. Лодочники крикнули Данну, чтобы он использовал свою палку как шест. Мааре передали весло — приняли ее за парня. Плоская, тощая, с обстриженной наголо головой, она действительно смахивала на пацана. Женщинам весел не давали. Полуденное солнце пекло немилосердно, берега дрожали в дымке. Весла и шесты вздымали муть, поднимали с близкого дна кости, а что самое гадкое — трупы. Гниющие останки всплывали, испуская пузыри вонючего газа, удушая зловонием, и медленно опускались обратно. Но лодка продвигалась. Скоро она вышла из озера и двинулась вверх по питающему его потоку, узкому и мелкому, бывшему когда-то рекой. Здесь лодка продвигалась только при помощи шестов. Горы оказались дальше, чем это выглядело с причала, и прибыли они к шаткой деревянной пристани уже ближе к вечеру. Народ повалил на берег, лодочники при выходе собирали плату за доставку: лепешка, плод, мешочек муки… Маара и Данн предложили по желтому корню. Лодочник удивился, принялся вертеть корнеплоды в руках, очевидно увидев их впервые в жизни. Чтобы не тратить времени на объяснения, они спрыгнули на причал. Маара оказалась рядом с ограбленной ими женщиной. Та едва держалась на ногах. Маара вытащила еще один желтый корень и протянула ей. Она подумала, что понадобится нож, и в этот момент рядом оказался Данн, молниеносным движением разделивший корень пополам. Маара заметила, что глаза людей шарили по их мешкам, по ним, не оставили незамеченными и нож Данна, и ловкость, с которой он владел этим оружием. Он этой ловкости не стеснялся, наоборот, хотел, чтобы все ее заметили. Женщина тут же засунула в рот свою половинку, принялась сосать, обливаясь слезами. Ее попутчик вгрызся зубами в свою долю. Данн потянул Маару за собой, и они понеслись в горы, отрываясь подальше от толпы. Остановились они уже в скалах. Маара подумала, что Данн боялся погони, опасался за поклажу и за жизнь. Их могли и убить за мешки и за бидоны с водой. Она ожидала, что Данн отругает ее, но он даже ничего не сказал. А Маара задумалась. Эти двое обворованных… убил бы их Данн, если бы они проснулись тогда? За кусок хлеба и несколько плодов?

— Тебе тоже нужен нож. И чтобы все видели, что он у тебя есть, — прервал Данн ход ее мыслей.

Они вскарабкались выше, туда, откуда видны были озеро, река и котловина. Горы, которые они пересекли вчера, казались издали свежими и высокими.

— Выходит, ливни пролились где-то в этих горах, — сказала Маара. — Главный поток ушел куда-то в сторону. Иначе озеро было бы больше. И не протухло бы.

— Здесь давно дождя не было, — мрачно ответил Данн. Маара снова задумалась. От того, где пролился дождь и куда пошел поток, зависело, жить ей или умереть. Как будто услышав мысли сестры, Данн продолжил: — Все от случая зависит. Повезет — жив, не повезет — покойник. Тебе нож нужен! — напомнил он.

Они разыскали местечко с хорошим обзором и залегли там. Несколько раз слышали голоса и шаги проходивших мимо людей с лодки.

— Они думают, что могут двинуться по реке дальше.

— А что, не могут?

— Нет.

Она хотела спросить, что станется с этими людьми. И что ждет их самих. Но Данн уже заснул. Маара дождалась, пока он проснется, и улеглась спать. С рассветом они позавтракали ворованным хлебом с водой и съели по одному желтому корню. Провизии почти не осталось. Сухие листья оказались настолько горькими, что Маара не смогла их в рот взять. Данн сказал, что их нужно сварить, но не было спичек.

— Ничего, завтра едой разживемся, — пообещал он и улыбнулся, похлопав сестру по плечу. Тут же отдернул руку: из-за валунов послышались голоса, и снова на лицо его вернулось настороженное выражение, а в руке сверкнул нож.

Но все стихло, и Данн вернул нож в специальный узкий карман за пазухой. Он присел возле мешков, вытащил сверток коричневых рубах и две расстелил на камнях. Одну из них лишь вчера сняла с себя Маара. Оба воззрились на эту рубаху с немалым удивлением. Она сверкала как новенькая, разгладилась, лишилась всяких пятен, морщин и потертостей, которыми изобиловала, будучи натянутой на отощавшее тело Маары, таскавшей ее каждый день, почти не снимая, на протяжении многих месяцев. Они смотрели на сияющую рубаху почти с ужасом, оба грязные, пропотевшие, запыленные.

— Как они это делали? — пробормотал Данн. — Эти рубахи, ведра — вещи, не мнущиеся и не бьющиеся… Как?

Он принялся вертеть рубаху, мять ее, тянуть, рвать — бесполезно, ткань не поддавалась. Данн вздохнул, и Маара поняла его ощущения, ибо чувствовала то же самое.

Затем он вытащил из мешка полоску ткани с монетами; все время оглядываясь по сторонам, отделил одну, остальные спрятал. Блестящий тонкий диск остался на сером камне. Оба одновременно вздохнули. Когда сделана эта монета? Тоже ведь очень давно. И сейчас лежит на старом валуне, самая примечательная и привлекательная вещь на много миль в округе.

— Если разменять хоть эту одну монету… — Данн засунул ее туда, где держал нож. — Скажем, что ты мой брат.

— Ага… И как меня зовут? — Вот снова возникший в памяти владетельный Горда велит ей забыть прежнее имя. И она забыла! Она больше не помнила, как ее звали в раннем детстве. И решительно шагнула еще дальше от своего старого имени. — Пусть будет Маро. Данн и Маро.

Они начали спуск, объединенные палкой с бидонами. Среди мертвых деревьев здесь попадались полумертвые и даже полуживые. Возможно, корни их уходили очень глубоко, доставали воду из глубин немыслимых. Сладковатый тошнотворный запах, усилившийся, когда они вышли на равнину. Очень сильный.