Несколько минут царило гробовое молчание, которое прервал телефонный звонок.

Белецкий встрепенулся и включил громкую связь:

— Артём Николаевич, — раздался бесстрастный мужской голос из трубки. — У нас для вас две новости. Одна очень плохая, другая получше.

— Давайте сначала очень плохую.

Алино сердце ухнуло куда-то вниз, она вся сжалась, приготовившись к самому худшему.

— Алексей Егоров умер в машине скорой помощи от потери крови.

Воронцова вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Вторая новость о Морозове, — продолжал говоривший. — Пуля застряла в позвоночнике. Его прооперировали. Состояние стабильно тяжёлое. Он уже переведён из операционной в реанимацию. Ни о каких посещениях в ближайшее время не может быть и речи…

Когда Белецкий повесил трубку, Аля залилась слезами. Не стесняясь босса, она долго рыдала взахлёб у него на груди, пока не почувствовала себя без сил. Артём даже не пытался её успокоить, видимо, понимая, что это бесполезно. Наконец, он поцеловал Алину в лоб и, поднявшись, принялся мерить шагами комнату.

— Господи, Артём, у Лёшки же остался сын! — вспомнив слова Егорова, девушка подняла голову.

Мужчина стоял напротив неё бледный как смерть и буравил тяжёлым взглядом стену.

— Следователь сообщит родственникам, не волнуйся. Почему он мне ничего не сказал, сукин сын?.. — сжав кулаки, Белецкий вышел из кабинета.

До Али так и не дошло, о чём он говорил. Она вообще ничего не понимала, кроме одного: погиб человек, один из лучших охранников фирмы, Алексей Егоров. Девушка о нём почти ничего не знала… Отец пятилетнего малыша, рыжеволосый, добродушный, светлый человек.

Воронцова долго не могла успокоиться, пока Артём не схватил её в охапку и не затащил в ванную, насильно умыв холодной водой. Только это и помогло на какое-то время прийти в себя. Когда, отдышавшись, девушка, наконец, подняла голову и посмотрела на Белецкого, он сказал:

— Поехали, я отвезу тебя домой. Сам останусь ночевать здесь. Завтра рано утром вылетаю в Москву, чтобы лично проследить за доставкой груза.

Аля промокнула глаза полотенцем и покачала головой:

— Я не хочу оставлять тебя одного. Можно мне тоже полететь?

Хмурое лицо мужчины на секунду разгладилось, промелькнуло подобие улыбки:

— Даже не думай, не женское это дело! И геройствовать не нужно. Здесь и так тяжело. — На мгновение он замолчал, глядя на сиротливо обвисшую отдернутую кем-то да так и забытую занавеску. — Смертью пахнет, — добавил он шепотом.

Алина сделала шаг вперёд и прижалась к его плечу.

— Поэтому я и не хочу оставлять тебя одного.

— Ладно. Поедем ко мне, — тяжело выдохнул он, — но завтра рано утром я улечу в Москву один.

Артём лежал на кровати, прижимая к себе только что уснувшую Алину. Пришлось заставить её выпить коньяка, чтобы девушка смогла забыть кошмар минувших часов и лечь спать. Впервые за долгое время ему захотелось напиться вдрызг, но было нельзя.

Чувствуя приятное тепло девушки, её размеренное дыхание, Белецкий несколько раз то проваливался в дремоту, то выныривал из неё: сказывалось напряжение прошедших часов. Он уже сомневался в том, что сможет нормально уснуть. Мысли продолжали кружиться в безумном хороводе. Завтра — в Москву, послезавтра — похороны Егорова… Ещё неизвестно, что будет с Морозовым. Пуля застряла в позвоночнике. Удалось ли её вытащить? Может, нужна повторная операция… Артём ждал звонка Алика, который обещал держать его в курсе и сообщать о других оставшихся в больнице ребятах. Тяжёлый вздох вырвался из груди. Какого хрена Морозов не рассказал ему о банде? О том, что готовится нападение? Сам, видимо, точно и не знал, но это не оправдывало действий партнёра. Агент под прикрытием, видите ли, он! Конспирация, мать её! Сделал из его фирмы ширму, маскировку… А риск-то какой! А если бы погибли девчонки, Алина?! Вот урод! Он ещё ответит за все! Ещё не знает, на что способен сержант Белецкий! Он из него всю душу вытрясет за такие дела!

В углу мерно тикали часы, показывая два часа ночи. Неожиданно жутко захотелось закурить — аж челюсти свело от напряжения. Но усилием воли Артём подавил это желание. Алина засопела и прижалась к нему ещё теснее. Мысли тотчас вернулись к ней. Как же не хотелось оставлять девушку одну… Если бы только он мог увести её далеко-далеко на какой-нибудь тропический остров, уложить на белоснежный песок и самозабвенно целовать…

Белецкий по-прежнему не мог подобрать определения тому непонятному светлому чувству, которое испытывал к этой девочке.

«А она совсем не простая оказалась, сильная, — неожиданно подумалось ему. Сегодня прошла с ним, можно сказать, боевое крещение и не дрогнула! Боевая подруга… — Вот тебе и Золушка…»

Золушка что-то пробормотала во сне — кажется, его имя — и уткнулась носом в плечо. Сердце Артёма затопила волна нежности.

«Поэтому я и не хочу оставлять тебя одного…»

Разделить с ним горе… С этой мыслью Белецкий неожиданно погрузился в сон.

***

Проснулся от щекотавшего ноздри запаха свежесваренного кофе. Потянувшись, мужчина поднял голову и увидел бледное осунувшееся лицо Алины. Она расставляла на столике тарелки, на которых лежали аппетитные гренки.

— Я не буду завтракать, — пробормотал Белецкий и, хрустнув позвонками, потянулся, — нет аппетита.

— А я не отпущу тебя голодным.

Он тяжело вздохнул и сел на кровати. А Золушка-то с характером!

— Лучше пообещай мне кое-что.

Девушка заметно напряглась и закусила губу.

— Что?

— Не ездить сегодня на работу.

Она выдохнула с облегчением и села рядом с ним на кровать.

— Хорошо, — прикрыв ладошкой рот, зевнула, — тогда я ещё немного посплю, а потом поеду к Лане.

А вот этого Белецкому хотелось меньше всего. Нечего ей встречаться с этой вертихвосткой… Сдвинув брови, он продолжил:

— Нет уж, голубушка, есть дела поважнее. Кто хотел навести порядок в однушке и подготовиться к приезду мамы? Собирайся, завезу тебя по дороге в офис!

И неожиданно для себя решил, что обязательно должен вернуться в Питер сегодня же вечером…

— Давай поешь, — Алина подвинула к нему тарелку с гренками.

Но приступить к трапезе не дал звонок с незнакомого номера. Нахмурившись, Белецкий включил запись разговора — так, на всякий случай.

— Привет, Артём, — раздался смутно знакомый мужской голос.

— Кто это?

Говоривший помолчал и кашлянул.

— Брат, — наконец, выдал он. В голосе послышалась укоризна: — Похоже, ты меня даже не узнал.