Смех зародился у нашего далекого предка, общего со всеми другими животными, в период от 10 до 16 миллионов лет назад, поэтому неудивительно, что как физиологическую реакцию его наблюдают не только у людей, и даже не только у приматов. Мы ни разу не слышали его, например, у крыс, не потому, что они этого никогда не делают, а потому, что их смех отличается очень высокой частотой, недоступной человеческому уху, не вооруженному специальной аппаратурой.

Как-то на приеме гинеколог с пристрастием допрашивал меня о недержании. Поскольку на все вопросы я отвечала отрицательно, то он спросил, не случалось ли такого при сильном смехе, и я вспомнила. Да, случалось. Гинеколог очень обрадовался, что наконец-то нащупал верный ответ и спросил, когда это было последний раз, и я ответила: «В десятом классе. Мы так смеялись, оставаясь после уроков, что домой приходили с мокрыми трусами». Уже не вспомню, почему нам было так смешно, но крысы и шимпанзе точно смеются по другим поводам и не так, как мы. У всех же людей, независимо от расы, национальности и языковых различий смех схожий.

Психологи из Амстердама предлагали в эксперименте прослушивать запись смеха представителей разных народов – голландцев, французов, англичан, американцев, японцев и одного племени из Намибии. Испытуемым надо было определить, какой национальности смеющийся, но ни один не смог этого сделать: все люди смеются одинаково, а все малыши – даже по одним и тем же поводам.

Животные смеются от физического воздействия, а если конкретно – от щекотки. Когда они покусывают и подталкивают друг друга, то им надо отличать нападение сородичей, угрожающее их безопасности, от игры и безобидной дружеской возни. Таким четким маркером и стал смех, возникший как сигнал принятия и удовольствия. Этот древний механизм положительного закрепления объясняет, почему мы любим смеяться: во время нашего «ха-ха-ха» выделяется дофамин, гормон подкрепления и поощрения, дающий ощущение награды.

Щекотка, подбрасывание – один из верных способов рассмешить грудничка и одновременно – один из первых способов радостного взаимодействия с ним вне кормления, укрепляющего связь между ним и родителями. Дети начинают смеяться раньше, чем сидеть, ходить и говорить, – примерно в возрасте трех месяцев. Этот факт говорит о древнем происхождении и фундаментальном и всеобщем значении смеха. Во всем мире одна из первых игр, вызывающих веселое оживление малыша, «вот она была – и нету», «спрятался – появился». Помню, мои дети могли почти бесконечно удивляться и смеяться, когда я держала крохотную дочку или

сына на руках, а папа сначала показывался за одним моим плечом, потом исчезал, появляясь потом за другим. Я могла видеть все эмоции на детском пухлом личике. Контакт глазами с папой вызывал приятное выражение; после папиного «исчезновения» глазенки распахивались, а тельце напрягалось, на личике появлялась тревога. Она рассеивалась после «неожиданного появления», и раздавался неизменный смех. Сколько радости это доставляло обоим, особенно когда младенец уже улавливал суть игры и ожидал в знакомом месте у другого плеча появления папы, которое его никогда не обманывало. Из этой же серии более взрослый юмор, например в одном из моих постов.

Некоторые исследователи считают, что неожиданное появление, изменение или сюрприз в безопасных и знакомых условиях – это примеры «прото-юмора». Вы улыбнулись, прочитав мой пост? Судя по количеству поставленных лайков и комментариев к нему, вы далеко не одиноки, и такие же приятные чувства испытали десятки человек. Это удивительно, что обычные написанные слова вызвали сокращение мышц лица, сложившиеся в улыбку, у тех, кто их увидел.

Не только действия, такие, как щекотка или игра в прятки, могут затронуть мозг другого человека и изменить его настроение. Схожие механизмы действия были изучены при анализе результатов сканирования мозга, когда в эксперименте была

поставлена задача изучить влияние юмора на мозг. Оказалось, что при обработке шуток мозгом в нем задействовано огромное количество областей, включая участки обработки речи в теменной и фронтальной долях мозга, префронтальной коре, височной борозде, гиппокампе и многих других. Это неудивительно, так как шутки содержат много информации: лингвистической, семантической, чувственной и т. д., которую мозг должен обработать с помощью различных сетей и участков. Система обработки и распознавания юмора состоит из участков, соединяющих височные, затылочные, теменные доли, которые одновременно и распознают несоответствия в ситуации и «разрешают» их. Эта система активизируется сразу же, как только замечает что-то, не соответствующее ожиданиям или обычному ходу событий или действий. Мы знаем, как должно быть, что должно происходить, что происходит обычно, но если произошло отклонение от стандарта, наш мозг сразу же это распознает. Если стандарт нарушен, возникает неопределенность: что же будет дальше? Она порождает когнитивное напряжение. Все происходит очень быстро, и та же система, распознавшая несоответствие, предлагает средство устранения нарушения обычного хода вещей и снимает напряженность. В результате в мозг поступает дофамин, гормон награды и поощрения, мы чувствуем удовольcтвие, улыбаемся или смеемся, и это очень хорошо для мозга.

Наш мозг – сложная и мощная система, именно поэтому он замечает юмор в чем-то неожиданном или «неправильном», но при условии, что это происходит в привычной, безопасной обста-

новке. Когда нас щекочут, мы ежимся и смеемся. При этом, скажем, ситуация знакома, но происходит неожиданно, случилась не в заранее запланированное время, как, например, деловая встреча. Здесь на короткий момент возникает неопределенность, напряженность или беспокойство, и мы реагируем на эту потенциальную опасность. Но сразу же наступает фаза разрешения, и становится понятно, что возникшая было опасность мнимая. Кстати, не пробуйте в качестве эксперимента пощекотать кого-то, чтобы рассмешить. Хотя этот способ и рекомендуют некоторые психологи при некоторых расстройствах как лечебную меру, не все люди реа гируют одинаково: вторая фаза может не наступить, а вы попадете под горячую руку.