Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вошла в подъезд. Позвонила. Никто не открывал. Тогда я решила открыть дверь своим ключом и сделала это.
— Вы хотите сказать, что дверь была закрыта?
— Да.
— Вы вошли и?
— И увидела Юру. Не помню, сколько прошло минут, пока я не осознала, что нужно вызвать полицию.
— Почему была открыта входная дверь?
— Перед тем как позвонить, я бросилась, чтобы позвать на помощь соседей, но потом сообразила, что на Юриной площадке еще пока никто не живет.
— И оставили дверь открытой?
— Я не помню… — Ольга сжала голову руками, — правда, не помню. Я вызвала полицию, и вы приехали.
— Еще один вопрос: вы отбили Ставрова у его бывшей девушки? Как, кстати, ее зовут?
— Зовут ее Юлия Лопырева, где живет, не знаю. И я его у нее не отбивала. Когда мы познакомились, я даже не подозревала о ее существовании.
— Но тем не менее по факту получается, что отбили?
Ольга вяло пожала плечами.
— Вы не знаете, как долго они встречались?
— Нет, я никогда не спрашивала Юру о его бывших девушках.
— Ну что ж, — заключил следователь, — прочитайте и распишитесь. На сегодня это все, и вы можете быть свободны.
Она тихо всхлипнула. Пока она снова не расплакалась, Наполеонов добавил:
— Но вы, конечно, понимаете, что нам предстоит еще встретиться не раз и не два?
— Да, я понимаю.
— Вы будете жить дома или у мамы?
— Дома. Мой телефон у вас есть.
Следователь кивнул, подумав про себя, что при малейшей надобности найдет ее где угодно.
Ольга не помнила, как добралась до дома. Не раздеваясь, она легла на диван и свернулась калачиком. Ее сознание все еще не могло смириться с тем, что Юрочки больше нет и никогда не будет.
Она вспомнила по-летнему теплый и солнечный день, когда они встретились с Юрием впервые. Он тогда зашел в кабинет с маленьким мальчиком на руках. Ольга почему-то сразу решила, что Юра — его отец. И только позднее выяснилось, что Олежка — Юрин племянник. По пути в процедурный кабинет Юра шутил насчет того, что если медиками работают такие красавицы, как она, то красота и впрямь спасет мир.
В последующие дни Оля ловила себя на том, что думает о нем. Ей хотелось увидеть его, и она с нетерпением ждала, когда мальчик снова появится у врача. Но ее постигло разочарование, потому что Олежка пришел в сопровождении мамы. С той минуты Ольга запретила себе думать о Юрии, и жизнь ее потихоньку вошла в прежнюю колею.
Каково же было ее изумление, когда спустя две недели она увидела его на крыльце поликлиники. Он стоял под козырьком здания, а на асфальте прыгали крупные капли дождя. Правда, дождь был каким-то медленным и редким, словно ему было лень идти, и он зевал на ходу. Временами проглядывало солнце, и желтые листья каштана, растущего возле крыльца, казались облитыми чистым расплавленным золотом.
— Здравствуйте, Оля, — с искренней улыбкой сказал мужчина ее мечты.
— Что-нибудь с Олегом? — встревожилась она.
— С Олегом все замечательно, — ответил он, по-прежнему улыбаясь.
— А что же вы здесь тогда делаете? — спросила она и почувствовала, что заливается краской до самых корней волос.
— Жду вас, — просто ответил он.
— Но зачем? — Она пыталась разглядеть ответ в его мягко светящихся коричневатых глазах.
И тогда он сказал ей о билетах на концерт в филармонию. Ольга не была любительницей симфонической музыки, но уговаривать ее Юрию Ставрову долго не пришлось. В конце концов какая разница, куда именно они пойдут, главное, что он будет рядом. Когда она согласилась, он подвел ее к своему автомобилю, и Ольга на несколько мгновений впала в ступор. Это была не «Лада Калина» и не другая скромная отечественная машина, как ожидала Ольга, а дорогущий немецкий джип, вот только его названия Ольга тогда не знала.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал тем временем Юрий, открывая перед ней дверь.
Она забралась в салон и затаила дыхание.
* * *
До того как в зале погас свет, Ольга чувствовала себя довольно скованно. Несмотря на то что она всю жизнь прожила в этом городе, в филармонии ей не довелось побывать ни разу. Она ходила на концерты знаменитостей, любила популярных певцов, но серьезная музыка прошла мимо нее. Или это сама Ольга прошла мимо классической музыки.
— Вы любите Моцарта? — тихо спросил Юрий и взял ее руку в свою.
Ольга почувствовала, как сердце ее подскочило, словно неожиданно испуганный ярким светом заяц, и забилось быстро-быстро. Потом она поняла, что он ждет ее ответа, и нерешительно кивнула, не задумываясь о том, видит ли он ее кивок в полумраке.
В ее памяти ожили страницы года два назад прочитанного романа Дэвида Вейса «Возвышенное и земное» о жизни Моцарта и о людях, его окружавших.
— Маленький Моцарт играл перед австрийской императрицей Марией-Терезией, матерью Марии-Антуанетты, — проговорила она и заметила в темноте, как дрогнули в улыбке его губы.
«Кажется, он принимает меня за дурочку», — промелькнуло в ее голове.
— Да, он действительно выступал перед императрицей, но, — Юрий сделал паузу и слегка сжал руку девушки, — счастья это ему не принесло.
Ольга никак не могла сообразить, что же ей сказать в ответ, но тут зазвучала музыка, и отвечать уже было не нужно. Однако, помимо собственной воли, она произнесла:
— А после концерта маленький Моцарт запрыгнул на колени Марии-Терезии, обнял ее и поцеловал.
И снова на губах Юрия появилась едва заметная усмешка, но головы он не повернул. Ольга подумала, что, может быть, он и не слышал ее слов, полностью погрузившись в музыку. Концерт тянулся довольно долго, но Ольга не жалела об этом, наслаждаясь тем, что Юрий сидит рядом с ней.
Ставров и впрямь был погружен в музыку, а Ольга — в свои ощущения. Она замечала малейшие изменения на лице Юрия и впитывала в сердце все нюансы его переживаний. После того как смолк последний звук и зажегся свет, он еще не сразу вернулся в реальность из мира Моцарта. И лишь когда его взгляд упал на Ольгу, он встрепенулся, как птица, разбуженная первым лучом вешнего рассвета, и, улыбнувшись, спросил:
— Вам понравилось?
— Очень! — искренне выдохнула Ольга.
И он не мог не поверить ей. В салоне автомобиля, она наконец поняла, что сказка закончилась и сейчас он отвезет ее домой. Расставаться совсем не хотелось, но что поделаешь…
Из печального раздумья Ольгу вывел голос Юрия:
— Вы сильно торопитесь? — спросил он.
— Ничуть! — вырвалось у нее непроизвольно.