Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–-Баба Настя, но ведь отняли у нас корову, отобрали, оставили нас, малышей, без последнего источника пропитания?
–-Не председатель вас оставил без молока а ваша мать. Если бы скотник не увел корову на скотный двор, одну из лучших коров, –пришлось бы заколоть. Вот и женщина после родов выцеживает из грудей все до капли, что не съест ребенок, что не высосет, чтобы не образовался мастит, чтобы можно подолее кормить грудью ребенка, не переводить его раньше времени на искусственное вскармливание; чтобы ребенок рос крепким и здоровым. Если женщина будет смотреть за собой, придерживаться санитарных правил, что советуют врачи – и следующий ребенок у ней будет здоровый, и следующего она вскормит грудью. Также у всего живого, живущего. Да, председатель забрал корову, но когда твои родители «отгулялись» и пришли к нему, мать твоя упрекнула его, что мол он изверг, оставил её детей без молочка; на что он ответил, что забрал корову от жалости к корове, а мать твоя пусть берет молоко на ферме сколь ей заблагорассудится, распоряжение он отдал. И мать твоя раза три и правда брала на ферме молоко, пробежит по деревне с пятилитровым бидончиком, никто у ней не купит, несет домой и выливает свиньям. « А у ребятишек есть молоко?» –спрашиваю. « Свиней можно продать» –говорит, посмотрела отсутствующим взглядом на меня и зашла в дом. И перестала брать молоко.
На поселок опускался вечер. Под раскидистой плакучей березой было уютно; над нами висела электрическая лампочка, которую пока не зажигали, в недалеком болотце крякали утки. Баба Настя, её дочь и зять бабы Насти, сидя за столом в садике с интересом слушали и вновь переживали былое.
–-Это сейчас, сынок, закупки излишней сельхозпродукции производят всевозможные закупочные организации, тогда же этим занимались цыгане. Жили цыгане в соседнем селе, Сростках; жили общиной во главе со своим бароном, так они называли своего старшего. И никакого воровства или обмана не делали, без пакости. Семья, как говорится, не без урода, но пару раз пожаловались барону и пакости прекратились. И в один из дней, когда у твоих родителей кончилось « зелье», смотрю, отец твой тащит в телегу цыган мед во фляге. Я подошла к нему, говорю: «Паша, оставил бы ребятишкам». Поставил флягу на землю и отвечает: « Ты, тварь, еще слово скажешь, разукрашу, сам Бог не узнает». И разукрасил бы, сынок, не посмотрел на старость. И обменял полфляги меда вместе с флягой на три бутылки водки. Немного погодя и свиньи к цыганам ушли. И ты знаешь, не обиделась я на Пашу, ведь на него обижаться что на столб за то, что на нем провода гудят, или на дерево, что в нем ветер листьями играет.
–-Я помню, баба Настя, как вы нас, всю малышню много раз кормили, спасибо Вам, спасибо за Ваше доброе сердце.
–-Да я ли одна, Коля. Весь поселок. Когда все, что у вас было, вплоть до муки, « расфукали», вы , ребятишки ходили на склад взять гороха и гречки, чтобы что-то сварить. Я сама много раз видела как на обратной дороге вас зазывали, чаще председатель сельсовета, она рядом со складом жила. И что , сынок, их всегда поражало, так это ваша благодарность. Только и слышно «спасибо» и «спасибо». Только что ножкой не расшаркивались –смеялись в сельсовете. А ведь от Паши никогда никто не слышал и слова благодарности за все доброе что сделал вам колхоз и люди.
–-Баба Настя, расскажите как проходил сход колхозников, я помню, бурный он был?
–-Бурный, Коля, бурный. Надоело нам смотреть на ваши голодные глазенки и решили мы собрать сход села чтобы решить вопрос о лишении родительских прав твоих родителей. Собралось все село, от мала до велика, заранее пригласили районного прокурора. Твои родители пришли на сход с большим запозданием, очень сильно « навеселе» –все нипочем; вместе с вами. Председательствующей на сходке была председатель сельсовета. Как и на предыдущих собраниях колхозников все высказывались очень эмоционально, стыдили, грозились, что если твои мать и отец не будут смотреть за вами, будут пьянствовать их лишат родительских прав. И если Паша показывал вид, что ему стыдно, что-то «мямлил» в свое оправдание, мать же похикикивала пьяненько и не слова не сказала, до тех пор, пока не стали грозить, что её могут лишить родительских прав. « Да кто же это может меня лишить? Кто это сможет отобрать моих ребятишек у меня, мою защиту, мое оправдание? А ну, ребятишки скажите, с кем вы хотите жить, в детском доме или с мамой? Скажите этим дуракам : « с мамой». И вы все и сказали « с мамой», что вы еще могли сказать. –Вот так-то, –подытожила ваша мать, садясь на свое место. Собрание продолжалось. Вызвали и меня, как самую близкую соседку. Рассказала, какая у вас грязь, что вы всегда голодные, что все съестное пропито. Рассказала как есть, без всяких личных выводов и нравоучений. Проголосовали единодушно, все до единого за лишение твоих родителей родительских прав и оформление вас в детский дом. Дали слово прокурору. Прокурор встал с уже раскрытой книжечкой и зачитал, и объяснил что лишить ваших родителей прав на вас колхозное собрание не в праве, как никакое другое общество и государство, и что он в этом вопросе, при всем его желании решить положительно не может, нет у него таких прав.
Идя с собрания, посмеивались и злорадствовали над сельчанами « Что, ничего не вышло, и не могло выйти. Наши ребятишки, с нами и останутся, наша защита и опора. Ну а тебе, старая, чтобы меньше распускала язык, подопрем двери и пустим * петуха*». И ты знаешь, сынок, я испугалась. Свернула до дочери, рассказала зятю. Зять берет берданку, зовет соседа и идут к вам. Твой отец потянулся за топором, но заряд картечи у ног успокоил его. Разошлись мирно, придя к соглашению, что Паша оставит меня в покое.
Немного вы здесь пожили после собрания. В отчуждении от всех, без «своего» сообщества. Твой отец уехал искать более-менее сносных условий для себя, общества, где бы с ним разделяли застолье, где более разнузданные нравы. И вскоре приехал за вами. Нашел он, сынок, «свое» общество?
–-Нашел, баба Настя.