Оценив масштаб учинённого безобразия, прибавила шагу. Вот теперь я точно домой не вернусь. Иначе мне же всё содеянное и исправлять придётся. Да ещё и извиняться…

Только куда это я так бодро шагаю?

Ответ пришёл — как упал с небес: в обитель сестёр Храма. И нужны мне были там две вещи. Первая — зайти в расположенный рядом с обителью Храм, чтобы, положив руку на ларец святой Яниры, при свидетелях поклясться, что своими глазами видела измену мужа, и подать заявление о расторжении брака. А второе — сёстры давали на три дня приют всякому, кто в том нуждался. Простая келья, хлеб с водой два раза в день — но сейчас мне большего и не надо. Только дойти бы… живот начало неприятно тянуть, а поясницу заломило.

А перед этим нужно ещё заглянуть в ломбард — избавиться от тянувшего почти на стоун грудастого сфинкса.

— Вы уверены, что эти предметы — не краденые? — мужчина поправил пальцем пенсне на длинном носу, уставившись на меня поверх него в упор.

Я постаралась ответить бестрепетным взглядом. Будет жмотничать — ничего, кроме сфинкса, на грудь которого он таращился через лупу уже целых пять минут, не получит. Остальные вещи легче — отнесу куда-нибудь ещё.

— Абсолютно. Сама покупала эту старинную бронзу за восемьдесят соленов у Мартинеса. И так дёшево было только потому, что вместе с ней шла настольная лампа.

— А лампа где?

— На столе стоит. А где ей ещё быть? Часто вы встречаете ньер, которые с лампами в руках по улицам ходят? — не сдержалась я.

Оценщик скривился, не оценив шутки.

— Так вот. Продать это можно за сотню — сами видите клеймо. Меньше чем за шестьдесят — не отдам. Или не поленюсь отнести к Мартинесу. Думаю, тот не откажется взять пресс-папье назад.

Ух ты! Оказывается, один полезный навык за время замужества я все же получила — после хождений по три раза в неделю на рынок торговалась я, как дышала, с невозмутимым лицом карточного шулера.

Пальцы торговца чуть сжались. Ага, хороший признак — отдавать не хочет.

— Даю сорок!

— Шестьдесят.

— Сорок пять.

— Давайте сюда. Хочу успеть к Мартинесу до дождя.

— Пятьдесят!

— Пятьдесят пять и забирайте!

— Ну, ньера, вы…

— Как и вы, любезный ньер, — улыбнулась я.

Неплохо, на десять монет больше, чем я рассчитывала. Вот только если предложить этой пиявке в пенсне остальное — он отыграется… Придётся зайти куда-нибудь ещё.

Не успела выйти на улицу, на нос упала большая капля. Похоже, ливня не избежать.

Я оплакивать рухнувший брак не собиралась — пусть небо сделает это вместо меня.

Вообще, если бы не беременность, я бы и не беспокоилась — маг себя и защитит, и прокормит. Но из-за положения ситуация осложнилась — ведь мне нельзя было колдовать. Никто не знал, почему так происходит, но магические способности у детей магов появлялись лишь тогда, когда мать, вынашивая плод, сама не колдовала вовсе. Учёные мужи почесали затылки и создали теорию, что нерастраченное волшебство накапливается в женском организме, при переполнении оного перетекая в плод и пропитывая его. Звучало сущим бредом, но работало. Чем строже воздерживалась будущая мать от траты магии, тем сильнее оказывалась магическая жилка в ребёнке.

Андреас трижды пытался уговорить меня выручить его с заказами, преступив запрет. Два раза я согласилась — зачаровать брошь от потери — сущая безделица. Сложность тут только в длине самого заклинания и настройке его на владелицу. Сделать нетускнеющим серебро тоже нетрудно. Но когда муж принес домой золотой кубок, который некий купец решил преподнести градоправителю, — я в первый раз за все время супружества заартачилась. Чашу нужно было заколдовать так, чтобы всякий налитый туда яд становился безвредным. А это — скажу вам — не пальцами щёлкнуть. На такое нужно выложиться до предела, и потом два дня магичить не сможешь. Я отказалась, сказав, что боюсь за ребёнка. Андреас обвинил меня в том, что я не думаю о семье, а он из-за меня потеряет важного клиента, который мог бы открыть нам двери во многие знатные дома. Скандал продолжался три дня. По вечерам я подолгу рыдала в подушку. Было это два месяца назад.

Нарушать запрет сейчас я не собиралась. Значит, будем искать пути, как прожить четыре месяца, его не нарушая. Вот кому нужна магиня без магии, зато с животом?

Полтора часа спустя я стояла в большом зале Храма, положив руку на чёрный каменный ларец святой Яниры. Сей артефакт нейтрализовывал любую защитную магию и не терпел лжи: соври — и ладонь тут же покроется волдырями от ожога.

— Итак, дщерь, ты утверждаешь, что своими глазами видела измену мужа. Расскажи, как и когда это произошло, и не могла ли ты ошибиться?

Глаза пожилого храмовника смотрели сурово. Я уже поняла, что тот считал недопустимым и безнравственным, что женщина, которая по определению должна подчиняться и повиноваться, жалуется на супруга и повелителя. Вот только выбора у меня не было. А право по закону — было.

— Сегодня днём, вернувшись с рынка, я застала моего мужа в супружеской постели с другой женщиной. Точнее, на другой женщине. То есть ошибки быть не могло, — произнесла я нарочито спокойным голосом.

— Я вижу, ты в тягости, а у мужчин есть потребности…

— Это не всё. Заметив мой приход, эта другая меня оскорбила. А муж не прервал её и не защитил меня. Он остался с ней. Я требую развода!

— Может быть, ты была плохой женой? И сама виновата в случившемся? Подумай — как будет расти ребёнок без отца?

Уже подумала. Справимся. Тем более — Андреасу я пока не говорила, сама узнала на днях — по всем признакам я ждала девочку. Так что имя его дедушки, которым муж собирался наградить наследника, всяко нам без надобности.

— Я хочу развода. По закону доказанная измена даёт мне такое право, — повторила я.

— Покажи ладонь!

Предъявила невредимую длань с твёрдыми бугорками мозолей под пальцами.

— Заявление принято и засвидетельствовано. Какое имя хочешь носить?

— Девичье. Алессита лен Ориенси.

— Заплати тридцать соленов — пошлину за подачу заявления о расторжении брака, ещё двадцать — за выдачу нового паспорта. Документы будут готовы через два часа. Следующий!

Недовольный храмовник отвернулся, уставившись в окно. По стеклу бежали потоки воды — ливень был в самом разгаре.

Два часа я просидела на деревянной скамье в коридоре, ломая пальцы. Обручальное кольцо с опухшего безымянного еле стащила, слюнявя и крутя перстень. Фыркнув, сунула его в карман, к ключу.

Наверное, правы те, кто говорит — что нельзя починить, не стоит и оплакивать… но, выходит, весь наш брак был ложью? Как примириться с тем, что светловолосому красавцу — гордости семинарии — нужна была не я — сероглазая Алессита с каштановыми косами, а наивная покладистая зубрила со складом полезных заклинаний в голове, сильной магией и приличным приданым? А как только я исчерпала полезность, игра в любовь закончилась. Но интересно, что он делает сейчас? Все ещё нежится рядом с довольной Орсеттой? Ой, вряд ли… думаю, амбре от миреньи пропитало уже весь дом и окрестности, собрав кошек и мух со всего холма.