— Она уехала, Марк, уехала. Оставила записку, что в Нью-Йорке станет знаменитой певицей. Марк, она еще такая молодая. И упрямая. Я уверена, что она там обязательно влипнет в какую-нибудь историю.

Марк помнил, как обнял мать, одновременно пытаясь сдержать собственные слезы. Он обожал Трейси. Она носила ему мячи, когда он начинал играть в младшей лиге, водила в кино, помогала с уроками и рассказывала истории про знаменитых актеров и актрис.

«Ты знаешь, сколько из них родились в маленьких городках вроде нашего?» — спрашивала она.

В то утро он сказал матери: «В письме Трейси говорит, что пришлет тебе свой адрес. Мама, не пытайся заставить ее вернуться. Напиши, что все в порядке и что ты будешь счастлива, когда она станет звездой».

Это было правильно. Трейси регулярно писала и звонила раз в несколько недель. Она нашла работу в ресторане. «Я хорошая официантка и получаю отличные чаевые. Еще я беру уроки пения. Я участвовала в мюзикле недалеко от Бродвея. Всего четыре спектакля, но мне невероятно нравится сцена». Трижды она прилетала домой на длинные выходные.

В один прекрасный день, когда Трейси прожила в Нью-Йорке два года, его матери позвонили из полиции и сообщили, что ее дочь пропала.

Когда она в течение двух дней не приходила на работу и не отвечала на телефонные звонки, ее обеспокоенный босс, Том Кинг, владелец ресторана, отправился к ней домой. В дневнике Трейси было записано, что у нее назначено прослушивание на следующий после исчезновения день и еще одно в конце недели. «Она не явилась на первое, — сказал Кинг в полиции. — И если не придет на второе, значит, с ней что-то случилось».

Тогда полиция внесла Трейси в список пропавших без вести лиц. «Одно из многих», — думал Марк по дороге в дом на Кейп-Код, где он вырос. Черная черепица, белая отделка, ярко-красная дверь — приветливая, жизнерадостная картинка. Он проехал по подъездной дорожке и остановил машину. Лампочка над дверью заливала светом крыльцо перед входной дверью. Он знал, что мать не выключает ее на ночь вот уже почти двадцать восемь лет на случай, если Трейси вдруг вернется домой.

«Ростбиф, пюре и аспарагус», — ответил Марк матери, когда та спросила его, что приготовить на прощальный ужин. Как только он открыл дверь, запах жарящегося мяса сообщил ему, что мать, как всегда, сделала точно как он попросил.

Марта Слоун поспешно вышла из кухни, вытирая руки о передник. Ей было уже семьдесят четыре, и прежде стройная фигура добралась до четырнадцатого размера; седые волосы естественной волной обрамляли лицо с приятными чертами. Она крепко обняла сына.

— Ты вырос еще на дюйм, — отругала она его.

— Боже упаси, — с чувством ответил Марк. — Мне и без того трудно забираться в такси. — Его рост составлял шесть футов и шесть дюймов. Через голову матери он взглянул на обеденный стол с расставленным великолепным фарфором и серебряными приборами. — О, настоящие проводы.

— Ну, мы не так чтобы очень часто пользуемся всеми этими вещами, — ответила мать. — Сделай себе что-нибудь выпить. Да и мне тоже.

Его мать редко пила коктейли. Марк почувствовал укол боли, когда понял, что она твердо решила не портить прощальный ужин воспоминаниями о приближающейся двадцать восьмой годовщине исчезновения дочери. Ведь теперь они увидятся в лучшем случае через несколько месяцев. Марта Слоун работала стенографисткой в суде и понимала, что ему придется напряженно трудиться на новом месте, чтобы себя показать.

О Трейси она заговорила только после кофе.

— Мы оба знаем, какой приближается день, — тихо сказала женщина. — Марк, я постоянно смотрю по телевизору программу «Нераскрытые преступления». Когда будешь в Нью-Йорке, как думаешь, ты сможешь убедить полицию снова открыть дело об исчезновении Трейси? Сейчас появилось столько новых методов поиска людей, пропавших много лет назад… Но вероятность того, что они на это согласятся, выше, если кто-то вроде тебя начнет задавать вопросы.

Она поколебалась немного и добавила:

— Знаю, я давно должна была отказаться от надежды, что Трейси потеряла память или попала в серьезные неприятности и вынуждена прятаться. В глубине души я думаю, что она умерла, но если бы я могла получить ее тело и похоронить рядом с папой, мне стало бы намного спокойнее. Давай посмотрим правде в глаза — мне осталось лет восемь-десять, и это если повезет. Я бы хотела знать, что, когда придет мой час, Трейси будет лежать с папой. — Она заморгала, пытаясь скрыть слезы. — Ты же помнишь, я всегда любила «Дэнни Бой»[3]. Я хочу иметь возможность преклонить колени и произнести молитву на могиле Трейси.

Когда они встали из-за стола, она быстро проговорила:

— Я бы хотела сыграть с тобой в «Скрэббл»[4]. Недавно нашла в словаре несколько хитрых словечек. Но завтра днем у тебя самолет, и, зная твои привычки, я уверена, что ты еще не начал собирать вещи.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, мама, — улыбнулся Марк. — И нечего говорить про восемь-десять лет. Уиллард Скотт непременно пришлет тебе поздравительную открытку на столетний юбилей. — Уже около двери он крепко обнял ее, а потом рискнул задать вопрос: — Когда ты закроешь за мной, то выключишь свет над входом?

Марта покачала головой:

— Нет, не думаю. На всякий случай, Марк. На случай…

Она не договорила, и слова повисли в воздухе, но Марк знал, что она хотела сказать.

«На случай, если Трейси сегодня вернется домой».

Во время своего последнего посещения семейного комплекса Кейт была потрясена, узнав, что камеры наблюдения по-прежнему не работают.

— Кейт, твой отец категорически отказался устанавливать новую систему, — сказал управляющий фабрикой Джек Уорт. — Проблема в том, что все здесь требует усовершенствования, а кроме того, у нас больше нет таких мастеров, которые работали двадцать лет назад. Те, что имеются, стоят заоблачно дорого, потому как рынок уменьшается. И наши новые рабочие не имеют ничего общего с прежними. Нам теперь постоянно возвращают мебель. В общем, я не могу понять, почему твой отец упрямится и не хочет продать это все застройщикам. Земля стоит по меньшей мере двадцать миллионов. Разумеется, если он так поступит, — грустно добавил он, — я лишусь работы. Учитывая, что куча производств закрывается, нужда в управляющих не так чтобы велика.

Джеку исполнилось пятьдесят шесть. Он по-прежнему мог похвастаться крепким, сильным телом борца, как в двадцать лет, но в светло-рыжих волосах виднелись седые пряди. Кейт знала, что он достаточно строгий управляющий фабрикой, выставочного зала и трехэтажного частного музея, где каждая комната была обставлена невероятно дорогой антикварной мебелью. Он начал работать в компании больше тридцати лет назад в качестве помощника бухгалтера и пять лет назад стал управляющим.