— Вы были молоды, — возразила Ирен.

— Да, — пожала плечами Франческа. — Более того… я всегда была и буду легкой на подъем. — Она улыбнулась. — Рошфор называл меня бабочкой.

— Значит, вы ему не подошли?

— Нет, не в этом дело. Думаю, Рошфор был мною доволен. По крайней мере, он не выказывал недовольства. И я…

Франческа замолчала, видя перед глазами картины прошлого, и ее губы растянулись в слабой улыбке.

— Я была отчаянно влюблена в него. Насколько это возможно в восемнадцать лет.

— А что случилось потом? — нахмурилась Ирен.

— Дафна, — мрачно ответила Франческа.

— Дафна? Леди Свитингтон? — удивилась Ирен. — Сестра Бромвеля?

— Да, — кивнула Франческа. — Она источник проблем между Рошфором и Бромом. Из-за нее Рошфор был против свадьбы Калли и Бромвеля. Дафна сумела обмануть не только меня. Бромвель тоже поверил, что Рошфор и Дафна крутят роман.

— О нет! Франческа… — С теплотой и сочувствием во взгляде Ирен взяла подругу за руку. — Ты подумала, что они любовники?

— Сперва нет. Дафна напрямую заявляла об этом, но я ей не верила. Я знала Рошфора. Или думала, что знаю. Я понимала, что он не любит меня так, как я его, но жениться на одной женщине и иметь вторую в качестве любовницы ниже его достоинства. Но как-то вечером — прямо в этом доме — я поняла, что ошиблась. Едва окончился танец, лакей принес мне записку. В ней говорилось, что в оранжерее я могу увидеть нечто интересное.

— О боже.

— Да. О боже. Я подумала, что записку прислал герцог. Что он устроил для меня какой-то романтический сюрприз. Неделю назад он подарил мне сапфировые серьги, сказав, что даже лучшие камни не сравнятся с сиянием моих глаз. — У Франчески вырвался полусмех-полувздох. — Господи, как же давно это было.

— А эти серьги до сих пор у вас? — спросила Ирен.

— Конечно. Они великолепны. Я не ношу их, но не могу от них избавиться. Разумеется, я пыталась вернуть их герцогу, но, бросив на меня свой самый убийственный взгляд, он отказался принять их обратно.

— Полагаю, в оранжерее вы застали Дафну и Рошфора? — спросила Ирен.

Франческа кивнула. Она вспомнила, что тогда чувствовала. Как ее сердце переполняла любовь и нетерпение, когда она спешила к оранжерее, проходя по огромным залам. Франческа надеялась, что таким образом Рошфор хочет наверстать упущенное и побыть с ней наедине. Здесь, в городе сделать это было еще сложнее, чем дома, ведь теперь их окружали не только учителя и гувернантки, а весь свет. Конечно, устраивать такие уединенные свидания было не в духе Рошфора. Он всегда относился к ее репутации очень бережно. Но быть может, думала Франческа, сегодня Рошфор поддался своей страсти, и от одной лишь мысли об этом по ее телу пробежала сладкая дрожь.

Франческа не могла представить Сенклера, объятого страстью. Герцог принадлежал к людям преисполненным достоинства, в сложных ситуациях всегда оставался невозмутим и не терпел недостатков. Но бывали моменты, когда Рошфор целовал ее, прижимаясь губами сильнее, чем обычно, а его кожа пылала так, что нервы Франчески будто звенели. Тогда она задумывалась, а не кипит ли в сердце герцога такое же горячее и сильное чувство, как в ней? Конечно, Рошфор тут же отстранялся, но Франческа видела в его глазах некий проблеск… чего-то горячего и почти пугающего, но в то же время пленительного.

— Я отправилась в оранжерею, — вспоминала Франческа. — Позвала Сенклера по имени. Он находился на другом конце помещения, нас разделяли апельсиновые деревья. Сенклер направился ко мне. Его галстук был развязан, а волосы лежали в беспорядке. Сначала я ничего не поняла, но потом услышала шум и посмотрела вдаль. Из-за деревьев вышла Дафна. Корсет ее платья был расшнурован до самой талии.

При воспоминании об этом моменте выражение лица Франчески невольно ожесточилось. Волосы Дафны выбились из прически, спутанные локоны обрамляли лицо. Тонкая сорочка была распахнута, и белые груди бесстыдно вываливались наружу почти полностью. Дафна улыбнулась, точно кошка, объевшаяся сметаны. Франческа внутренне содрогнулась.

— Увидев их, я поняла, какой была дурой. Я вовсе не так соблазнительна, как думала, и Рошфор не любил меня до безумия. А ведь он даже называл точные причины, по которым мы подходящая партия друг для друга. Сенклер не засыпал меня любовными признаниями, не посвящал стихов и не делал прочей чепухи. Но я верила, что небезразлична ему, что он никогда не причинит мне боли, никогда не проявит неуважения. Я верила, что стану ему такой хорошей женой и сделаю его таким счастливым, что однажды он полюбит меня так же сильно, как я его.

— А вместо этого он спал с леди Дафной, в то время как был помолвлен с вами.

— Да. То есть нет, не совсем. Все оказалось ложью. Но в то время я об этом не подозревала и не могла вынести увиденного. Несомненно, другая женщина на моем месте предпочла бы обо всем забыть, поразмыслив, что, даже если сердце герцога заняла другая, герцогиней все равно станет она. Но я не могла. И порвала с ним.

— Значит, это Дафна подстроила сцену в оранжерее и прислала вам записку?

— Да. Она рассказала мне обо всем на свадьбе Калли. Сенклер поклялся мне, что не спал с ней, и это было правдой. А я конечно же ему не поверила. Я даже не захотела его слушать. А потом вообще отказывалась с ним видеться.

— Поэтому вы вышли замуж за лорда Хостона? — догадалась Ирен.

Франческа кивнула.

— Он был полной противоположностью Рошфора… Любил романтичные фразы и экстравагантные жесты. Говорил, что я его луна, его звезды. — Франческа усмехнулась. — Его слова лились на мое израненное сердце, как бальзам. Вот такой должна быть любовь, сказала я себе. И стала его женой. Но не прошло и месяца, как я осознала, какую совершила ошибку.

— Мне так жаль. — Ирен сжала руку Франчески.

— Что ж, это все в прошлом, — ответила та и заставила себя улыбнуться.

— Поверить не могу, что леди Дафна во всем созналась.

— Ею двигали отнюдь не добрые намерения, могу вас заверить. Думаю, она хотела дать мне понять, какой я была идиоткой, и надеялась, что я очень расстроюсь, узнав об упущенном шансе стать герцогиней.

— А вместо этого вы жалели о том, что не поверили Рошфору. О боли, которую причинили ему.

— Должно быть, его гордость очень пострадала, — согласилась Франческа. — К тому же Сенклер ненавидит, когда под сомнение ставят его благородство.

— О, Франческа… все так ужасно. И пострадал не только Рошфор.

— Да. Но это произошло по моей вине. Я заслужила свою боль. Ведь это я поверила в ложь Дафны и не стала слушать Сенклера, когда он говорил мне правду. Сенклер не сделал ничего плохого.

— И вы считаете, что, найдя герцогу жену, поправите дело? — спросила Ирен.

Франческа уловила в ее голосе нотку скептицизма: