Но о какой именно цивилизации шла речь? Эванс знал, что в бронзовом веке в бассейне Эгейского моря жили народы, принадлежащие к различным этническим группам, и не было возможности узнать, какой язык стоит за линейным письмом Б. Но, казалось ему, это не такое уж серьезное препятствие. Эванс имел некоторый авторитет как знаток древних письменностей и со свойственной ему самоуверенностью собирался расправиться и с линейным письмом Б. Уже в 1901 году, лишь год спустя после обнаружения табличек, он поручил издательству Оксфордского университета отлить пробный шрифт (в двух кеглях) для печатания критских знаков.

Увы, Эванс не оценил грандиозность задачи. Неизвестная письменность, которую применяют для записи посланий на неизвестном языке – это запертая на замок комната. Дешифровщик должен подобрать к этой герметичной системе несколько внешних ключей. Если повезет, ему попадется двуязычная надпись вроде Розеттского камня, который дал ключ к дешифровке древнеегипетских иероглифов. Без билингвы задача кажется невыполнимой.

В 1900 году Эванс не мог предположить, что линейное письмо Б станет одной из самых волнующих загадок первой половины XX века. Как писал Дэвид Кан, дешифровка линейного письма Б явилась “из всех дешифровок в истории самой элегантной, хладнокровно рациональной, самой успешной и, несмотря на все это, самой удивительной”.

Дешифровка табличек и определение их языка превратились в настоящее приключение. Исследователи в Европе, США, на Британских островах потратили годы, работая, как правило, независимо друг от друга. Лучшие из них поставили вопрос о возможности применения того же педантичного подхода, который помогает криптоаналитикам взламывать шифры.

За дешифровку линейного письма Б не было объявлено награды, да ее никто и не стремился бы получить. Для некоторых, подобно Эвансу, возможность прочитать написанное европейцами 3 тыс. лет назад служила достаточной компенсацией. Для других стало бы лучшим вознаграждением сладостное чувство, которое возникает в момент решения криптограммы, над которой бились многие.

За полвека появилось всего две фигуры, кроме Артура Эванса, которые могли претендовать на успех. Первый – Майкл Вентрис, английский архитектор с печальной судьбой, чье увлечение древней письменностью началось в юности. Второй была Алиса Кобер, пылкая американка, антиковед, одинокая женщина среди серьезных мужчин. Ее огромный вклад в дешифровку сейчас почти забыт. Всем троим были присущи дьявольский интеллект, почти фотографическая память и целеустремленность, едва отличимая от одержимости. Двое, самые одаренные, умерли молодыми, причем один из них – при очень странных обстоятельствах.

По значимости дешифровку линейного письма Б можно сравнить разве что с открытием структуры ДНК Криком и Уотсоном. Дешифровка была проведена без помощи компьютеров и в отсутствие двуязычных надписей. Полученный ответ превзошел все ожидания, в том числе ожидания дешифровщика.

Дешифровка принесла Вентрису всемирное признание. Однако она ввергла его в отчаяние, сломала его и, по мнению некоторых, погубила.

Все это произойдет через несколько десятилетий. А пока был мартовский день, и из-под земли в Кноссе показались хрупкие таблички. Артур Эванс приехал на Крит в поисках письменности, принадлежавшей эпохе, когда, как считалось, письменности в Европе еще не знали. Но он был уверен, что найдет ее.

Артур Эванс на раскопках в Кноссе. 1901 г.

1876 году Генрих Шлиман, преуспевающий бизнесмен, горячо интересовавшийся античностью, начал раскопки на территории Греции, приблизительно в 70 милях к юго-западу от Афин. Местность, которую он выбрал, была легендарной: здесь, как считалось, находились Микены, столица Агамемнона, брата мужа Елены Прекрасной.

Эванс приедет работать на Крит через четверть века, а пока Шлиман в 200 милях к северу от Крита, на материке, нашел следы развитой цивилизации бронзового века (II тысячелетие до н. э.). Вскоре выяснилось, что руины в Микенах можно датировать 1600–1200 годами до н. э.: с конца 80-х годов XIX века английскому археологу Флиндерсу Петри при раскопках в Египте стали попадаться предметы из Микен, в том числе керамические сосуды, того же времени.

Шлиман уже прославился своим умением открывать затерянные миры. В начале 70-х годов XIX века под холмом Гиссарлык в Турции он обнаружил город, который принял за Трою. Именно здесь, по мнению археолога-любителя, когда-то правил старик Приам, и именно сюда его сын Парис привез похищенную из Спарты Елену. Шлиман безрезультатно копал много лет. Незадолго до сворачивания работ, вспоминал он, из земли показался золотой клад – “сокровища Приама”: диадемы, кубки, бусины, серьги и кольца.

Метод Шлимана, при котором захватывается сразу большой, потенциально ценный слой, стал настоящей катастрофой для археологов. Много лет подлинность некоторых его находок и в Трое, и в Микенах ставилась под сомнение. Сегодня некоторые критики склонны называть его грабителем гробниц.

Недостаток научной строгости Шлиман компенсировал романтическим рвением. Раскопки на обоих участках продиктованы его стремлением доказать, что “Илиада” и “Одиссея” отражают историческую действительность. (Считается, что поэмы, приписываемые Гомеру, созданы в VIII–VII веках до н. э. Искреннее убеждение Шлимана в том, что это исторические источники, и тогда, и сейчас разделяют лишь немногие ученые.)

Однако заслуги Шлимана значительны уже потому, что цивилизации, которые считались выдумкой поэтов, он поместил, хотя бы с какой-то долей вероятности, в контекст истории. Шлиман воскресил героев Троянской войны XIII–XII веков до н. э., а в Микенах доказал, что в бронзовом веке – за тысячу лет до классической эпохи – в Греции, на материке, существовала высокоразвитая цивилизация. С тех пор как Шлиман нашел Микены, XVI–XIII века до н. э. в греческой истории стали называть микенской цивилизацией.

Цитадель Микен была сложена из каменных глыб настолько больших, что, по словам Джона Чедуика, “греки, жившие там позднее, думали, что эти стены построили великаны”. Ворота, прозванные Львиными из-за двух фигур, вырезанных сверху, явились настоящим инженерным чудом, разительно отличавшимся от треугольных фронтонов и колонн с каннелюрами классического времени. В так называемых шахтных захоронениях внутри городских стен Шлиман нашел предметы из золота, геммы, серебряные сосуды и другие сокровища.

Еще поразительнее то, чего Шлиман не нашел. Несмотря на развитость Микенского государства, отлаженную систему управления, нигде не было и намека на письменность. Хотя Шлиман осуществил крупномасштабные раскопки, вложив собственные немалые средства, он не нашел ни табличек, ни надписей в камне – вообще никаких свидетельств того, что общество было грамотным.

Это обеспокоило Эванса. Как и многие, он напряженно следил по газетам за ходом раскопок. Эванс предполагал, что цивилизация, имеющая развитую бюрократическую систему, не могла бы существовать без письменности. Носителю викторианского самосознания “казалось немыслимым, чтобы такая цивилизация… в отношении письменности стояла ниже, чем краснокожие Америки”.