торгует дрелями. Теперь эту пухлую тушку занял я — Самохвалов Виктор Романович. Чем-то бывший владелец этой груды жира был похож на меня — светлые волосы, голубые глаза, солидная должность, тот же возраст, наличие жены-воблы, единственный сын и странный племянник. Отличало нас тоже немало — я обладал небольшим брюшком, не носил усов и был в разводе. Дурсль жил в законном браке и разводиться не собирался. Как рассказал доктор, все время, что я был не в себе, моя супруга и дети провели под дверями больничной палаты, а это говорит уже о многом.

Первые три дня после того, как я пришел в себя, вспоминаются как дурной сон. Чужая страна, чужое тело, английская речь — это кого угодно выбьет из колеи. Сутки после пробуждения были самые тяжелые — зеркало показывало другого человека, а я не верил в происходящее, срывал с себя датчики, вырывал капельницы из вены, орал матом на русском языке, отталкивал Петунью, раздавал подзатыльники мальчишкам и пытался ударить доктора. Короче говоря, кончилось все тем, что меня связали, вкололи нейролептик, после чего был спокойный сон.

Вторые сутки были не в пример лучше — сославшись на потерю памяти, я стал выспрашивать о том, кто я, где я и какой сейчас год. Радовало, что английский язык мне прекрасно знаком и могу поддержать разговор на классическом английском (спасибо начальству, работе с иностранными партнерами и интернету всемогущему). Полученная информация шокировала — на дворе август восемьдесят девятого года, это Лондон, а на бывшего владельца данного тела упал холодильник. Жена, узнав от доктора о том, что ее муж потерял память, целый день сидела у кровати, рассказывая про наше знакомство, встречи, жизнь в доме на Тисовой улице, сестру Мардж и ее бульдогов. Центральное место во всей болтовне занимал сын Дадли, больше походивший на свинку Пеппу, чем на ребенка девяти лет. О племяннике по имени Гарри она почти ничего не говорила. Только то, что мальчик ненормальный и все обсуждение дома. Ребенок, который присутствовал в палате, при звуке своего имени втягивал голову в плечи и старался не смотреть в мою сторону, в то время как Дадли наоборот, часто перебивал мать и желал быть в центре внимания. Слушать монолог жены, прерываемые воплями малолетнего поросенка, было сложно, спасибо доктору, который в семь вечера выгнал ее и детей из палаты. В этот день мое поведение было приемлемым, и лечащий врач не стал назначать успокоительные, что способствовало бессонной ночи, которую я провел в раздумьях о том, что происходит и как с этим жить.

В школе мы все читали роман Марка Твена про янки из Коннектикута (прим авт. - роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»), там герой попадает из девятнадцатого века в шестой, но он перемещается сам, а меня перекинуло в тушку другого человека. Черт! И что теперь делать? Боюсь, что если я последую совету своего бывшего главного бухгалтера (снимать штаны и бегать), то вместо аминазина (прим авт. - нейролептик, успокоительное), который кололи вчера, меня упекут в дурку.

Кстати о дурке, точнее, о дураке — в нашем дворе обитал местный алкоголик Валера, который всегда хотел выпить. Так вот, данный персонаж, живший в начале девяностых, в периоды сильного алкогольного опьянения (то есть всегда) рассказывал о том, что скоро на стене вместо ковров будут плоские телевизоры, в Сочи пройдет зимняя олимпиада, телефоны мы будем носить в кармане, а его зовут Михаил и это не его тело. Конечно, все окружающие смеялись над пьянчужкой, называли дураком и идиотом. Только теперь мне не до смеха. Похоже, Валера-Миша был такой же, как и я — попавший в чужое тело и чужое время. Еще вспомнились произведение Брэдбери, Уэллса, а также фильмы «Назад, в будущее». Из глубин памяти всплыла информация про создание парадоксов и временных петель. Если раньше я над этим смеялся, то теперь хочется плакать — любая попытка изменить историю может закончиться крахом моей жизни и исчезновением сознания. И что теперь делать? Сидеть тихо? Кричать, что я Виктор? Требовать машину времени? А как же тело, ведь меня, скорее всего, убили? Или это галлюцинация? Нет, глюки трое суток продолжаться не могут! От раздумий легче не стало, но один из вопросов был решен точно — я теперь Вернон Дурсль. Мне придется принять это тело и эту жизнь. Иначе в лучшем случае будет палата с мягкими стенами, а в худшем — спецслужбы или временной парадокс. Причем гибель всей планеты меня пугает меньше, чем «КГБ» британского правительства.

Да и сама ситуация была странная — я из России перенесся в Англию конца двадцатого века. Хорошо хоть английский знаю! Обидно — карьера псу под хвост, квартира, машина, деньги… Все бывшая жена заграбастает. Хорошо хоть сын остался, будет кому род продолжить. Хотя с таким сыном, как у меня, маловероятно. Придется принимать ситуацию философски — если меня сюда забросило, значит, так нужно. Прошлое оставим в прошлом, возьмем только опыт, жизнь Вернона Дурсля и будем продолжать гнуть свою линию!

В таких невеселых раздумьях прошла ночь, а утром ко мне заявился представитель компании "Мока-Мола", чей холодильник и угробил настоящего Вернона Дурсля:

— Добрый день, мистер Дурсль, — поздоровался прилизанный мальчик лет двадцати, — я представитель компании "Мока-Мола", уполномочен поговорить с вами о произошедшем.

Вот значит как. Судя по тону и поджатым, словно куриная жопка, губам, виноватым хотят сделать меня. А хер вам! В России от бандюков отбивался, с властями судился, китайцам умудрился неустойку впаять. Вы и подавно зубы об меня обломаете!

 — О том, что ваши сотрудники плохо выполняют свою работу, и, как следствие, подвергают жизнь и здоровье людей опасности? Ладно я, здоровый мужик, а если бы на моем месте оказался ребенок лет пяти? Вы понимаете, что творите? — вести беседу с представителями таких компаний нужно в обвинительном тоне, не давая возможности перевести тему.

 — Наша компания считает, что вы сами виноваты в том, что произошло…

 — То есть моя вина состоит в некомпетентном персонале, что не может закрепить холодильник? Я виноват в том, что ваши сотрудники не умеют работать? Вам плевать, что у меня на иждивении двое детей, жена и сестра? Я буду писать в прессу! Мало того, что "Мока-Мола" плохо работает, так еще и обвиняет в грехах пострадавших! Слышите, я обращусь в газету! — чем сильнее орать, тем больше шансов прослыть скандалистом, которому проще дать, что он хочет, а тонкие стены обеспечат свидетелей на суде, если до этого дойдет.

Парень, которого прислала компания, соображал быстро:

 — Что вы хотите?