А Александра тут же отправили домой. Костромин лично проводил его в аэропорт и посадил на самолет, вылетевший из Лиона с опозданием.

– Александре поклон нижайший... Ее портрет всем моим понравился необыкновенно. Так и скажи. Когда творчество художника оценивается дома, это одно. А когда оно оценивается во Франции, это другое!

Все-таки Стас стал больше французом... Сам Басаргин предпочел оставаться русским.

А Александре, насколько он понимал, оценка французов дорога...

* * *

Встретить его в Шереметьево-2 приехал Андрей Тобако на своем неизменном «БМВ» с двигателем, собранным по спецзаказу Интерпола. В способности машины километры просто заглатывать Басаргин имел возможность убедиться, когда гнали по Пятницкому шоссе, чтобы выручить Доктора Смерть, а «КамАЗ» с бойцами «Альфы» отставал безнадежно, хотя «КамАЗ» тоже машина скоростная и простой легковушке уступать не спешит[1].

– Ремонт закончили? – поздоровавшись, спросил Александр и сел на заднее сиденье.

– Закончили в день твоего отлета. И офис, и квартиру. Вчера уже завезли мебель и оргтехнику.

Негласный офис и квартиру через стену от него в районе, где никто не знает Басаргина как бывшего офицера ФСБ, решено было приобрести по настоянию комиссара Костромина.

– Молодцы. Мои переехали?

– Тоже вчера. Будь готов вернуться домой и сразу приступить к работе.

– Всегда готов, – не очень бодро отрапортовал Александр. – Есть что-то новое?

– Есть. Приедем, посмотришь сам.

– Хорошо. Меня никто не разыскивал?

– Не просто разыскивал, а по-настоящему домогался полковник Баранов. Не понимал, почему твой «сотовик» не отвечает.

– У него, кажется, какой-то юбилей предстоит...

– Я думаю, что не по этому поводу. Он по делам.

– Основания так думать?..

– Баранов сделал то, что он делать права не имел. Дал мой телефон моим бывшим сослуживцам, – Тобако сказал это недовольно. Словно Александр виноват в том, что бывший его начальник поступил так опрометчиво. Но, зная полковника Баранова, Александр понимал, что без острой необходимости полковник так никогда не поступит.

– «Альфе»?

– Да. Потом и они меня донимали, интересовались, когда ты вернешься. Естественно, я сказал, что не знаю. Требовали новый номер твоего «сотовика». Я сказал, что это закрытая информация. Зная, что я твой сотрудник, со мной бывшие сослуживцы поделиться информацией не захотели, из чего я делаю вывод, что дело не в привлечении нас к какому-то определенному мероприятию, а персонально в твоей личности.

– Когда это было?

– Баранов начал искать вчера утром. Мои сослуживцы после обеда.

Басаргин взглянул на часы. Половина седьмого. Нормальные люди еще только просыпаются.

И тут же зазвонил «сотовик» у Тобако.

– Это Александра, – сказал Андрей, не глядя на определитель номера и протягивая трубку Александру.

– Это Баранов или твои сослуживцы, – предположил Басаргин и трубку взял. Он на определитель посмотрел. – Что я говорил...

– Слушаю вас, товарищ полковник, – ответил.

– С приездом, Шурик. Мне уже доложили, что ты благополучно приземлился.

– Спасибо, Сергей Иванович. Хотя не скажу, что меня откровенно радует всенародная популярность.

– Какая популярность? – не понял Баранов.

– Едва я ступаю на московский асфальт, меня узнают и капают на меня в ФСБ. И даже в такое раннее время. Разве это не популярность?

– На тебя запрос делали... Короче, ситуация такая. Меня просто за грудки берут, требуют немедленно тебя предоставить.

– Кто?

– И из «Альфы», и даже директор вчера позвонил. Уже ночью. Просил тебя с «Альфой» связать. Как будто и верить не захотел, что тебя в Москве нет и что с тобой связи нет.

– Что им надо? – Андрей не стал рассказывать, что по настоятельной, похожей на приказ, просьбе Костромина отключил свой телефон сразу по прилете во Францию. Вопросы конспирации комиссар воспринимал с трепетом и очень любил о них напоминать. И он словно в воду смотрел – оказывается, понадобился Басаргин кому-то...

– Они разве говорят, что им надо.

– Сообщите, что я прибыл, пусть звонят после девяти. Я буду на месте. Запомните мой номер...

Баранов запомнит. У него память не предпенсионная, хотя сам он в неполные пятьдесят лет уже о пенсии часто поговаривает.

Утренняя солнечная Москва казалась приветливой после равнодушного, ждущего дождей Парижа. Почти пустой в ранние часы Ленинградский проспект позволил Тобако и здесь показать силу двигателя «БМВ». И скоро машина уже свернула во двор.

– Сегодня и тебе следует о машине позаботиться, – подсказал Андрей.

– Уж об этом я постараюсь позаботиться в первую очередь. Если эта первая очередь дойдет... Должность требует передвигаться по возможности быстро.

– А как дела пойдут полным ходом, закажем тебе «коня», как у меня... – Тобако довольно ударил ладонями в руль.

Впрочем, оба они хорошо знали: если дела начинают «идти», как правило, бывает не до того, чтобы заниматься какими-то иными проблемами, кроме самых неотложных.

Красный «Рейнглер» Ахмата Текилова слишком приметен и определяет социальный и финансовый статус человека лучше любой визитной карточки. Сейчас это совершенно ни к чему. И потому Ахмат, как делал обычно в таких случаях – а в последнее время это происходило особенно часто, взял «жучку» своей подруги, у которой жил в Москве уже полтора года. Доверенность Людмила сделала ему давно, радуясь возможности самой поездить на джипе и покрасоваться перед подругами и знакомыми. С его, разумеется, доверенностью. После таких обменов Ахмат с усмешкой посматривал на спидометр: накатала километров – будь здоров! – только чтобы ее везде видели. Не иначе Москву по Кольцевой дороге с десяток раз объехала. Но ему «жучка» сподручнее. Машина не слишком ходкая, да в сегодняшнем деле и не нужна особая быстрота. Бывший опер ингушского республиканского уголовного розыска хорошо знает, когда следует показать себя, а когда лучше быть неприметным.

Еще ему надо продемонстрировать, что его машина не из Москвы приехала, а в Москву добирается. И потому пришлось встать пораньше, еще затемно, и сделать большой круг, нахватать в сухую погоду на корпус и колеса побольше грязи. Только после этого он и въехал в нужный знакомый поселок в тридцати километрах от Москвы. И остановился около моста на берегу речки, чтобы машину на глазах у всех помыть. Неудобно после дальней дороги въезжать в столицу на грязном транспорте. Любой мент может придраться.