— С самолета.

— Неважно. — Голдман вынул изо рта сигару. — И как твой друг, я рассчитываю услышать от тебя какие-то объяснения.

— Послушай, Сэм...

Голдман предупреждающе поднял руку.

— Ник, я не собираюсь тебя отговаривать. Ты уже большой мальчик. Не буду притворяться, что я не разочарован — с какой стати, если это так и есть? Просто я хочу знать, в чем тут дело.

Николас подошел к окну. Голдман повернулся вслед за ним в своем кресле, словно радар за целью.

— Я и сам пока в этом не разобрался, Сэм, — Он потер пальцами лоб. — Не знаю... я стал чувствовать себя как в тюрьме. Мне хочется бежать отсюда. — Николас посмотрел на Голдмана. — Нет, нет, дело не в твоем агентстве. Здесь все в порядке. Просто... — он пожал плечами. — Наверно, я устал от этой работы. Я чувствую себя не в своей тарелке... словно очутился в другой эпохе. — Николас подался вперед. — И теперь мне кажется, что я выброшен в открытое море, а берега не видно.

— Значит, я не смогу тебя переубедить.

— Нет, Сэм. Голдман вздохнул.

— Эдна будет очень расстроена.

На несколько мгновений их взгляды скрестились в молчаливом поединке.

Голдман опустил руки на стол.

— Знаешь, Ник, — сказал он тихо. — Раньше, чтобы выбиться в люди, нужен был покровитель, рабби. Человек, который бы заботился о тебе и оберегал от ошибок. Так было в любом деле. — Сэм снова взял в рот незажженную сигару. — Теперь, наверно, все по-другому. Корпорации не нуждаются в чужих советах. Ты должен сам себя зарекомендовать. Ты должен лизать задницы всем вице-президентам, проникать на их вечеринки, лепетать комплименты их сексуально озабоченным женушкам, готовым похлопотать даже за столб, если только он скажет, как прекрасно они выглядят. Ты должен жить в той части Коннектикута, где живут они в своих двухэтажных особняках. Да, все изменилось, Ник. По крайней мере, так говорят. Сам-то я этого не испытал и надеюсь уйти на пенсию до того, как меня в это втянут. — Глаза Голдмана блестели в тусклом свете зимнего дня. — Я был воспитан по-другому, и меня уже не переделать, — Он наклонился вперед и посмотрел Николасу в глаза. — Понимаешь, о чем я говорю?

— Да, Сэм, — ответил Николас после короткого молчания. — Я тебя прекрасно понимаю.

* * *

Пронзительные крики чаек какое-то время заглушали вой сирены скорой помощи” но по мере ее приближения, звук становился все громче. Люди молча бежали по пляжу. Своими неуклюжими движениями на мягком песке они напоминали больших птиц.

Николас переехал в Уэст-Бэй-Бридж в самом начале сезона.

Чтобы сохранить покой, он должен был оставить свою прежнюю жизнь и работу в агентстве. И теперь даже случай с утопленником не должен был нарушить покой его замкнутого мира — это слишком напоминало о жизни большого города.

Странно, но именно сейчас Николас вспомнил о том телефонном звонке. Прошло лишь несколько дней после его ухода из агентства. Он тогда листал “Таймс” и допивал вторую чашку кофе по-ирландски.

— Мистер Голдман любезно сообщил мне ваш номер телефона, мистер Линнер, — сказал декан Вулсон. — Надеюсь, я вам не помешал.

— Ума не приложу, чем обязан вашему звонку.

— Все очень просто. В последнее время возрождается интерес к востоковедению. Студентов уже не устраивает некоторая... скажем, поверхностность многих наших курсов. Боюсь, они считают лекции своих преподавателей безнадежно устаревшими.

— Но у меня нет опыта преподавания.

— Да, нам это известно. — Голос Вулсона звучал довольно сухо, но в нем слышался оттенок искренней теплоты. — Естественно, мы знаем, что у вас нет соответствующих документов. Но вы, мистер Линнер, сможете идеально вести тот курс, который мы хотим вам предложить.

Вулсон издал странный смешок, словно герой какого-то мультфильма.

— Но я совершенно не знаком с учебным планом, — настаивал Николас. — Я даже не знаю с чего начать.

— Голубчик, это пустяки. — Голос Вулсона стал откровенно доверительным и дружелюбным. — Видите ли, курс, о котором идет речь, — это семинар. Его ведут четыре профессора. Вернее, теперь три, потому что доктор Кинкейд заболел. Семинар будет проводиться дважды в неделю в течение весеннего семестра поочередно четырьмя преподавателями — разумеется, включая вас. Вы понимаете, что это вам сулит, мистер Линнер. Вы можете оставить учебную программу на совести остальных профессоров и заниматься тем, что знаете лучше всех в Западном полушарии. — И снова раздался его странный, но довольно приятный смех. — Полагаю, вы не станете повторять материал других преподавателей, не так ли Я хочу сказать, — продолжал Вулсон, — понимание японской души — это как раз то, что нам нужно. Студенты будут в восторге. И мы тоже...

Во время паузы в телефонной трубке слышалось пение, и Николас мог различить далекие голоса.

— Вы наверняка захотите осмотреть университет, — предположил Вулсон. — Конечно, красивее всего у нас весной.

“Почему бы не попробовать что-то новое?” — подумал Николас.

— Договорились, — сказал он Вулсону. ... Мимо Николаса пробегали люди, привлеченные беспокойным воем сирены. Растущая кучка зевак напоминала ночных мотыльков, кружащих вокруг пламени, отталкивающего и манящего одновременно. Николас попытался сосредоточиться на шуме прибоя, который пенясь подкатывал к нему и звал к себе, как старый друг, но этому мешали возбужденные голоса людей, множеством отголосков пронизывающие воздух. Для них это было дополнительным развлечением, возможностью после вечернего выпуска новостей, сказать друзьям: “Что, видели? Я там был как раз в это время”, а потом как ни в чем не бывало вернуться к своим охлажденным коктейлями макаронам с острой приправой, предусмотрительно привезенной кем-то из гостей из города.

Дом Николаса был построен из обветренных досок и коричневого кирпича. В отличие от многих домов на этом участке побережья, здесь не было ни пучеглазых окон из пеностекла, ни вычурных стен с выступающими балками. Справа от дома дюны внезапно сменялись ровным песчаным участком. Прежде там стоял дом, который оценивался в четверть миллиона долларов, но зимние штормы смыли его вместе с фундаментом. Владельцы пытались получить деньги по страховке, чтобы выстроить новый дом, но... пока рядом с жилищем Николаса красовался пустырь, что выглядело очень необычно в этом модном и густо застроенном курортном районе.

Вода продолжала прибывать, и волны ударялись все сильнее. Николас чувствовал, как холодная соленая вода поднимается от лодыжек к икрам. Его подвернутые в несколько раз штанины потяжелели от мокрого песка. Николас наклонился, чтобы их отвернуть, и в эту минуту на него кто-то налетел. Чертыхаясь, он упал на спину и оказался под чьим-то телом.

— Какого черта вы не смотрите, куда прете? — сердито закричал Николас, освобождаясь от тела и поднимаясь на ноги.