— Мне страшно, — прошептала Таня, и, по голосу можно было определить, что ей действительно страшно.

Впрочем, и всем остальным тоже было страшно.

Миша полез в карман за зажигалкой, и почувствовал, что рука его дрожит, и почти не слушается его. С большим трудом он всё-таки достал зажигалку, щёлкнул ей.

Робкий, жёлтовато-синий огонёк высветил сидящих за столом.

— Господи, а это кто?! — страшным голосом взвизгнула мать, и из всех сил впилась в руку своего супруга.

Во главе стола, там, где прежде никого не было, сидела некая тёмная фигура. Густые седые волосы закрывали лицо, волосы ниспадали до самого стола. Одежда у этого существа была бесформенной, и шевелилась. А ещё все они увидели запястья. Это был очень худые и вытянутые запястья. Черные узлы вздувались и пульсировали на них. Длинные, жёлтые когти изгибались сабельными дугами.

Мишина рука задрожала больше прежнего, и он выронил зажигалку. Последнее, что он успел заметить — это то, что фигура начинает подниматься. А потом стало черно.

— Я выронил зажигалку! — крикнул Миша. — Я ничего не вижу! Где вы?! Где вы?!

— Подними зажигалку! — услышал он Танин голос.

Но голос его сестры пришёл издали, словно бы теперь их разделяла стена. Мальчик испугался, что теперь между ними действительно появилась стена. И вот он выставил перед собой руки, и врезался в нечто горячее.

Это нечто сразу крепко схватило его.

— А! — громко вскрикнул Миша.

— Не бойся, это я, — раздался Танин голос.

И Миша понял, что сестра тоже протянула навстречу ему руки, и они встретились над столом.

Тогда Миша сказал:

— Отпусти одну мою руку, но вторую — держи крепко-накрепко, я сейчас под стол нагнусь, попытаюсь зажигалку на полу нашарить…

Он нагнулся, начал шарить по шершавому полу рукой, и тут услышал шаги. Это были размеренные, тяжёлые шаги. Кто-то или что-то приближалось к нему. На Мишином лбу выступила испарина, он не мог себя заставить пошевелить ногой. Не своим голосом выкрикнул:

— Кто здесь?!

И сразу же раздался голос отца:

— Это я. Взял свечи, и, если ты найдёшь зажигалку, то мы сможем их зажечь.

Всё бы хорошо, да вот только шаги, которые слышал Миша, приближались к нему с противоположной от голоса его отца стороны. Он ухватился за последнюю надежду: может, это мама идёт. И он выдохнул:

— А мама где?

Но надежда не оправдалась. Отец ответил:

— Здесь, рядом со мной. Вцепилась в меня. А вот ты где? Никак найти тебя не могу…

Миша хотел что-то ответить, но язык уже не слушался его. Шаги неведомого существа прекратились буквально на расстоянии вытянутой руки от него. Мальчик почувствовал, как волосы на его голове дыбом встают.

Его рука очень сильно задрожала и дёрнулась. И тут Миша нашарил зажигалку. Схватил её, резко выпрямился, и громко выкрикнул:

— Есть!

Когда он кричал «есть!», то широко раскрыл рот. И тут нечто рыхлое и массивное впихнулось ему в глотку. Повеяло смрадом. Он даже кричать не мог: его рот был забит этой массой.

— Ай! — вскрикнула Таня. — Что же ты мне так руку то сжал?! Ай! Сейчас раздавишь!

Мишины пальцы дернулись, и от этого непроизвольного движения загорелась зажигалка. И тут сказал отец:

— А, так вот где ты…

Отец шагнул к Мише и ловко зажёг три свечи, которые крепились в готическом канделябре. Свечи источали зловещий, алый свет, но всё же они смогли высветить всё это помещение. Никого кроме отца, матери, Миши, и Тани там не было.

— Что это у тебя во рту?! — воскликнула мать, и бросилась к своему сыну.

Миша сидел с перекошенным лицом, и пытался выплюнуть то, что было набито у него в рот. Не без труда ему это удалось. И как только он выплюнул, вновь замигал и зажёгся электрический свет.

И тогда все они увидели, что Миша выплюнул нечто похожее на хлеб. Только хлеб этот был серым, да заплесневелым. Но самым отталкивающим в этом месиве были тёмно-бурые комья. Часть этих комьев уже растворилось у Миши во рту; он невольно проглотил это, и почувствовал кровяной вкус.

— Отпусти, пожалуйста, мою руку. Иначе, ты её раздавишь, — попросила Таня.

Только тут Миша понял, что всё это время из всех сил сжимал руку своей сестры. Он отпустил её, и взмолился:

— Пожалуйста, дайте мне попить…

Мать протянула ему двухлитровую, ещё не начатую бутылку «фанты». Мальчик отвинтил крышку, глотнул, тщательно прополоскал во рту, сплюнул в чёрный проём камина. Потом ещё раз прополоскал, и ещё раз сплюнул. А потом его стошнило.

И тут же по дому прокатился леденящий хохот. Все замерли. Хохот оборвался также неожиданно, как и начался.

Минуты три все молчали, и не двигались. Несмотря на то, что горела электрическая лампочка, отец по-прежнему держал в руке канделябр с горящими алыми свечами. Капли расплавленного тёмно-алого воска медленно стекали по медным змеям, которые создавали композицию канделябра. Эти капли были очень похожи на капли крови.

На этот раз первой нарушила тишину мать. Она сказала:

— Это место проклято…

— А-а, глупости всё! — сразу же прервал её отец. — Все мы очень утомились. Спать пора…

И тогда все они почувствовали, что действительно очень, очень устали. Веки наливались прямо-таки свинцовой тяжестью, а глаза слипались. Невозможно было бороться с зевотой…

— Спа-ать, спа-ать, спа-ать… — несколько раз протянул отец.

— Как же хочется спать, — вздохнула Таня, и очень тихо спросила. — Но ведь вы не оставите нас? Будете поблизости спать?

— Да… да… — рассеяно пробормотал отец.

И вот они поднялись на второй этаж.

Там было несколько комнат. Одну, которая отличалась большими размерами, ещё когда было светло присмотрели себе родители. Две иные комнаты отличались небольшими размерами, и большой захламлённостью. Одну из этих комнат выбрала себе Таня; другую — Миша.

Сонливость усилилась. Им казалось, что они уже спят. Таня прошептала, обращаясь к родителям:

— Сейчас мы перенесём свои кровати в вашу спальню…

И ей вовсе не казалось, что это невыполнимая задача, ведь она почти уже спала, а во сне, как известно, не бывает ничего невозможного. То же самое касалось и её брату, и их родителям. Они ещё раз зевнули и разошлись по своим комнатам. Там, не раздеваясь, повалились на кровати, и сразу же заснули.

А если бы они пригляделись, то обратили бы внимание, на желтоватый дым, который выплывал из камина и расползался по всему дому. Впрочем, как только они заснули, дым этот втянулся обратно в камин…