Юрий Евгеньевич ухаживал за ней еще со школы. Они вместе бегали на танцы в городской парк, целовались на последних сеансах в кино, читали одни и те же книги.

Едва им исполнилось восемнадцать лет, как Трофимов сделал ей предложение. Но она и слышать не хотела о замужестве, ей хотелось учиться, строить карьеру, а он был настроен на тихую семейную жизнь. И так получилось, что впоследствии личная жизнь у обоих не заладилась…

Юра долго ждал ее и терпеливо ухаживал, но в двадцать девять лет как-то неожиданно женился на своей сослуживице, милой простой девушке Юлечке. Она не была красавицей, но в ней было столько тепла и обаяния, что он надеялся обрести с ней тихое семейное счастье.

Поначалу все у них складывалось хорошо. Они даже на родину Юли съездили в небольшой городок на Алтае. Трофимов познакомился с родителями и старшим, уже семейным, братом Юли и пришелся всей родне по вкусу. Но ровно через год после скромной свадьбы жена оставила его с младенцем на руках, скончавшись при родах.

Родственники Юли предложили взять мальчика к себе, родители обещали заботиться о нем и растить его, как собственного сына.

Трофимов отказался, стараясь при этом не ранить чувств бабушки и дедушки, и без того сломленных свалившимся на них горем, не преминув заявить, что всегда будет рад видеть их у себя.

Лена помогала ему выходить младенца, стала крестной матерью Богдана, но замуж выйти за Юру категорически отказалась. А в тридцать пять лет родила Олега. Никому не сказав, кто его настоящий отец.

Трофимов был ошеломлен, но допытываться о том, кого она предпочла ему, не стал. И Елена была ему за это благодарна.

Богдану в то время было пять лет, и он охотно возился с маленьким Олегом, нянчил его, возил на коляске, потом играл с ним в песочнице и катал на дворовых качелях. Но стоило мальчикам подрасти, как они отдалились друг от друга, к огорчению и Елены Павловны, и Юрия Евгеньевича. Но ни тот, ни другая не стали принуждать детей к общению.

И, вот Богдан жив-здоров, радует своими жизненными успехами отца, а ее Олежка…

— Ну, что, Леночка, ты согласна? — донесся до нее, точно сквозь туман, голос Трофимова.

— Неужели ты думаешь, Юрочка, что следователь из губернской столицы станет заниматься Олежкиным делом. Да им и не положено… Там же своя субординация в этих следственных органах.

— Я и не говорю, что следователь сам будет искать преступников. Богдан говорит, что у этого следователя друг работает частным детективом.

— Но частного детектива никто не допустит…

— Не беспокойся, ты же знаешь, где работает Богдан.

— Ну да. — Коршунова задумалась, и Трофимов ее не торопил.

— Я… Я даже не знаю. — Елена Павловна стиснула пальцы правой руки левой.

— Лена, мы не должны упускать такой возможности, — проникновенно произнес Юрий Евгеньевич, осторожно коснувшись ее плеча.

— Я согласна, — кивнула Елена Павловна, — я готова заплатить более, чем хорошо, — неожиданно горячо вырвалось у нее, — только…

— Не беспокойся, Богдан все сам уладит.

Коршунова кивнула и снова отвернулась к окну, где осенний день продолжал писать дивные картины из листьев, цветов и лучей, а Юрий Евгеньевич вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Если бы Шура был магом и волшебником, он немедленно сделал бы так, чтобы в родном полицейском отделении воцарились тишина и порядок.

— Но черта с два! — выругался Наполеонов.

То и дело звонили телефоны, раздавались торопливые шаги, хлопали двери, стучали чашки, из которых постоянно пили чай или кофе, кто-то безумолку стрекотал за стеной, а из туалета валил столбом сигаретный дым.

— Содом и Гоморра, — сердито проворчал Шура.

На его столе снова затрезвонил телефон.

— Наполеонов слушает.

— Здравствуйте, Шура! Или лучше Александр Романович? — пророкотал из трубки бархатный голос.

— Здрасте. Смотря, кто беспокоит…

— Вас беспокоит Богдан Трофимов из Н-ска, надеюсь, вы меня не забыли?

— Нет, конечно, рад слышать. И для тебя я — Шура.

— Спасибо. Я, в общем-то, звоню по делу.

— Жаль, так ты не у нас в городе?

Богдан вспомнил, что они с Шурой в прошлый раз перешли на «ты», чертыхнулся про себя и ответил:

— У вас. Мне очень нужно с тобой поговорить, я, собственно, для этого и приехал. Где и когда мы могли бы встретиться?

— А ты где сейчас? — спросил Шура.

— Недалеко от речного порта.

— Как я понимаю, ты на машине?

— Да.

— Тогда подъезжай… — Шура назвал улицу недалеко от своего местопребывания, — там есть кафе «Ветерок». Буду ждать тебя на открытой веранде в двенадцать часов.

— Спасибо, Шура.

— Пока не за что.

Через некоторое время Наполеонов убрал в сейф дело, над которым работал, и вышел на улицу.

Погода радовала. Солнце, висевшее в синем небе, казалось по-летнему золотым. Только свет, лившийся с небес, был не ослепительным, а мягким.

— «Есть в осени первоначальной, короткая, но дивная пора. — Весь день стоит как бы хрустальный…», — вдохновенно продекламировал Шура вслух строки Тютчева и, заметив улыбки прохожих, улыбнулся им в ответ.

Лениво плывшие облака настроили следователя на еще более лирический лад, напоминая взбитые сливки для его любимых пирожных…

Шура двигался пешком в сторону кафе «Ветерок», мысленно он представлял загородный дом своей подруги детства Мирославы Волгиной и Мориса Миндаугаса, колдующего на кухне…

Хотя Морис вовсе не был поваром, юрист по образованию, занесенный каким-то таинственным ветром из Литвы в российский город на Волге, он работал в детективном агентстве Мирославы. Непревзойденным кулинаром Миндаугас был по призванию и занимался любимым делом в свободное от работы время.

Так, пребывая в мечтах, незаметно для себя Шура дошел до «Ветерка» и сел за один из столиков, благо в будни в середине дня почти все они были свободны.

И тут он вспомнил, что ему надо еще съездить по одному из дел, которые он вел.

Хлопнув себя по лбу, Наполеонов достал сотовый и набрал номер одного из оперативников Аветика Григоряна и, когда абонент отозвался, быстро проговорил:

— Аветик, я в «Ветерке», не в службу, а в дружбу пригони мою «Ладушку».

— Сию минуту, господин следователь, — хмыкнул Григорян и отключился.

Наполеонов увидел подъехавший серебристый «Опель». Из него вышел Богдан Трофимов и быстрым шагом направился к кафе. Они встретились глазами, и Трофимов уже через минуту сидел с Шурой за столиком.

— Что тебе заказать? — спросил Наполеонов.