Карин даже подумывала о том, как бы перебраться в другуюкаюту, но не находила, чем обосновать эту просьбу. Кроме того, переселитьсяможно было только в двухместную каюту, а она заплатила за одноместную. Меандр»имел на борту четырех пассажиров и двенадцать посадочных мест. Все четыреодноместные каюты были заняты, все двухместные — пустовали.

Ее каюта была последней по коридору, со стороны штирборта.Выйдя, она никого не заметила. Свернув в другой коридор, прошла мимо столовой ивышла на палубу со стороны бакборта. Эта палуба была немного приподнята иназывалась палубой для прогулок. Здесь находились пассажирские каюты, каютастюарда, столовая и курительный салон. Этажом ниже располагались каюты команды,выше — офицеров и инженера, а также их столовая и радиорубка. Пассажирамразъяснили, что они должны пользоваться прогулочной палубой, в крайнем случаемогут подниматься на верхнюю, но ни в коем случае не приближаться к мостику.

Карин Брук подошла к трапу и поднялась на верхнюю палубу,которая была освещена только лунным светом, поскольку мостик был напротивоположном конце. Между двумя крыльями мостика находилась рубка, за ней —штурманская рубка и каюта капитана. Она остановилась между двумя спасательнымишлюпками и залюбовалась звездной ночью, темным неподвижным океаном.

На корабле ударили три склянки, и сигнальщик на верхнейпалубе секундой позже повторил время — половина второго. Карин повернула головуи увидела на мостике офицера. Сначала она хотела спросить у него о причинеостановки, но потом решила этого не делать. Это был скупой на слова, хмурыйчеловек. Она видела его всего пару раз, мимолетно и даже не знала, понимает лион по-английски. Сносно по-английски на корабле говорил только первый офицер.Карин знала об этом, поскольку он иногда обедал вместе с пассажирами.

Из машинного отделения доносился пульсирующий стрекотгенератора, а в остальном на судне царила полная тишина. В воздухе нечувствовалось ни малейшего ветерка, все вокруг словно застыло. Она посмотрелавниз. Пока корабль плыл в тропических водах, Карин любила наблюдать за полосойсвета, которая бежала за кораблем. Но сейчас ничего не было видно, посколькуповерхность океана была совершенно гладкой, и лишь иногда на ней поблескивалиточечки, словно светлячки.

Через какое-то время Карин услышала позади себя шаги иобернулась. Это был первый офицер.

Даже в темноте она не могла его перепутать ни с кем другим.Он был приблизительно двух метров ростом, с очень широкими плечами. Рядом с нимлюбой другой на судне казался карликом. Руки у него были мускулистые, а набольшой, грубосколоченной голове росли густые светлые волосы. Растрепанные, ониеще больше подчеркивали его энергию, буквально бьющую через край. Несмотря насвой огромный рост, первый офицер двигался с легкостью и грацией хищного зверя.Должно быть, немало женских сердец покорили его саркастические, холодно-голубыеглаза и самоуверенная грубоватость манер. Карин непроизвольно подумала о том,что он тут делает в такое время, поскольку случайно знала, что его сменаначиналась в четыре часа утра. Может, это именно он захаживает к ее соседке? Ией стало противно от одной такой мысли.

Офицер посмотрел на нее и остановился рядом.

— Собираетесь покинуть корабль, миссис Брук? Не случайно жевы стоите поблизости от спасательных шлюпок. — Его голос звучал насмешливо.

Она рассмеялась:

— Нет, только любуюсь ночью. Когда остановились машины, япроснулась…

— Такое происходит со всеми. Полная тишина после сильногошума разбудит любого.

— Случилось что-нибудь серьезное?

— Нет, просто перегрелись машины. Рабы из машинногоотделения говорят, что через полчаса тронемся дальше.

Она вынула из пачки сигарету:

— Кто, вы сказали?

Он поднес ей зажженную зажигалку и усмехнулся.

— Раньше в машинных отсеках работали лишь рабы и осужденные.

Первый офицер прошел дальше к мостику, а Карин снова сталалюбоваться ночью. Необыкновенный мужчина. И видимо, образованный. Неплохоговорит не только по-английски, но и по-французски, по-немецки. Интересно, ктоон по национальности? «Леандр» шел под флагом Панамы, однако команда кораблябыла очень пестрой. Зовут первого офицера Эрик Линд, наверное, онскандинавского происхождения, как и она сама.

Только теперь до сознания Карин дошло, что ее волосы похожина непричесанный парик, а лицо как маска, смазанная жиром и уложенная на зиму.Какая еще женщина отважилась бы показаться в подобном виде такому чертовскипривлекательному мужчине, как первый офицер? «О Боже ты мой, — сказала онасебе, — ты просто безнадежна, дорогая».

Теперь корабль — темный, смутно вырисовывающийся — был неболее чем в четверти мили от него. За прошедший час судно повернулось нанесколько градусов и сейчас было обращено к нему боковой стороной. Годард виделсигнальные огни бакборта и несколько освещенных иллюминаторов. Это было грузовоесудно, и неполадки, если таковые у него имелись, должно быть, случились вмашинном отделении. На палубах было тихо.

Пот заливал ему лицо. Где-то в боку Гарри чувствовал боль,которая становилась все резче при каждом вдохе. Рот пересох. В нем появилсякакой-то медный привкус. Его руки лежали на краю плотика, который он толкалперед собой. Рубашку и штаны Годард давно сбросил и теперь остался в однихтрусах. Обычно он не боялся акул, но сейчас понимал, что буквально провоцируетих откусить от него лакомый кусочек. Что ж, если они отгрызут ему ногу, то онбыстро погибнет от потери крови и ему больше не придется мучиться от жажды.

Гарри казалось, что он уже переживал нечто подобное, номысли его были какими-то бессвязными. Может, все это ему лишь мерещится? Он ещеникогда не слышал, чтобы человек, потерпевший кораблекрушение, сам плыл ккораблю, стоящему на зеркальной поверхности океана, а, доплыв до него, спросил,не по пути ли ему вместе с ним? «Хэлло, скорлупка! Ты не туда плывешь, куда мненужно?» Годард даже хихикнул при этой мысли, но потом стал рассуждать разумнее.

Неожиданно он вспомнил, когда находился в похожей ситуации.Это было, когда транспортная полиция вытащила его из студии после того, каквытянула Джерри из искореженного «порше». Тогда он долго сидел в комнатеожидания травматологического пункта, сосредоточив все желания своего «я» толькона одном, словно мог воздействовать силой воли на то, что уже ускользнуло изего рук. А потом, когда вышел дежурный врач и сказал, что она умерла, понял,что больше никогда в жизни не будет ничего желать. Способность желать в немугасла.

Тем не менее какой-то маленький остаток желания, видимо,где-то в нем остался, ибо сейчас Годард больше всего на свете хотел, чтобыкорабль дожидался, когда он к нему подплывет. На судне его не видели, и у негоне было никакой возможности дать им каким-то образом знать о себе.