Я вздохнул.

Позади нас остался аккуратный деревянный дом, у забора которого красовалась приличная поленница березовых дров. Вокруг храма раскинулись широкие поля, вдалеке просматривался гребень смешанного леса. Как же здесь легко было дышать!

Мы направлялись к действующей часовне.

– Сейчас здесь работают десять трудников, – Владимир указал на мужчин, занимающихся прополкой гряд на огороде. – Но бывает и больше. Алкоголики, наркоманы, зэки. Сливки общества! Отец Серафим для всех нас находит доброе слово.

Для нас?

– Зачем они сюда приезжают? – я посмотрел на работяг: их поношенные штаны лоснились от грязи, клетчатые рубахи были такими старыми, что начали уже кое-где рваться. Пыльными руками с грязью под ногтями они время от времени протирали сморщенные лица или прогоняли от себя каких-то надоедливых, жужжащих насекомых. Я невзначай посмотрел на свои ухоженные руки и с облегчением выдохнул.

– Каждый за своим, – Владимир ненадолго задумался. – У кого-то душа просит потрудиться на земле, кто-то хочет познакомиться поближе с монастырем, чтобы потом вступить в братию, кого-то привозят родственники, если человек не может справиться с недугом, например, с пьянством… А ты зачем приехал, Матвей?

– Не знаю… Сменить обстановку. Надоели все!

У небольшой часовни пожилой мужчина в длинной черной одежде склонился над грядой георгинов, он полол сорняки. Седые волосы были собраны в длинный хвост, достающий до лопаток.

– Бог в помощь, отец Серафим!

– Спасибо, Владимир! – кивнул монах. Заметив, что послушник не один, он выпрямился. Батюшка был суховатого телосложения. Судя по изможденным рукам, очень трудолюбивый. Морщинки улеглись на подсушенном ветрами старческом лице.

– Это Матвей. Парень приехал паломником в монастырь. Я хочу показать ему часовню. Там открыто?

Отец Серафим кивнул.

– Проходите-проходите, – батюшка достал платочек из кармана подрясника и протер лицо.

Владимир положил пару досочек на мраморные ступени часовни, и у него быстро получилось закатить коляску внутрь. Он перекрестился и поклонился, после чего перекрестил меня.

Место было похоже на церковь. Я раньше видел такое на картинках: здесь были и иконы, и цветы, и свечи. С семьей мы никогда не бывали в подобных местах – и отец, и мать были заняты своими бизнесами. Вот только после произошедшего со мной мама начала посматривать в сторону религии, даже открыла мастерскую при своем модном доме. Нанятые ей мастерицы начали вышивать оклады для икон из жемчуга и золотых бусин.

Владимир подвез меня к старинному образу.

– Настоящая реликвия! – его глаза засветились от восторга.

– Кто это? – в религиозном плане я был полный профан. – Кто… изображен на иконе?

– Великомученик Пантелеймон, целитель. Он был врачом при жизни… И продолжает лечить людей даже через несколько веков после земной кончины.

Я внимательнее присмотрелся к образу. С иконы на меня смотрел красивый юноша с открытым, смелым взглядом, в багрово-голубых одеяниях. В одной руке – мерная ложечка, в другой – ларец со снадобьями.

– Раньше икона была в богатом окладе с драгоценными камнями, но после революции его украли. Посмотри, даже сам лик святого пытались осквернить: изрезали ножом, поцарапали гвоздем, исчеркали, разрисовали и даже жгли.

Я следил за рукой Владимира, он водил пальцами по царапинам на изображении святого.

– Отец Серафим говорит, что эта икона находилась при храме со времен его освящения. Кто-то из местных жителей Липовки смог ее сохранить. – Владимир посмотрел на меня украдкой. – Я знаю, зачем ты на самом деле сюда приехал, Матвей. Думаю, что тебе надо чаще молиться у иконы этого святого, а еще у чудотворной Абалакской иконы Пресвятой Богородицы «Знамение», что у нас в монастыре. Когда просьба искренняя и рождена в чистосердечной молитве, помощь приходит.

– Я не умею молиться. Мне, скорее всего, уже ничто не поможет.

Владимир хмыкнул и подошел к иконе. Он поцеловал ее и приложился лбом, а потом принялся убирать потухшие свечи и чистить подсвечник. В часовне было тихо, никого не было кроме нас двоих. Я же продолжал рассматривать изрезанный лик святого, в его чистые, добрые глаза. Никогда раньше не видел иконы так близко. Разве что только мельком у мамы в мастерской последние несколько недель перед отъездом сюда.

Послушник закончил поправлять цветы в вазах, после чего подвез меня к еще одной старинной работе.

– Здесь изображены Серафим Саровский и святитель Феодосий Черниговский. У этой иконы тоже любопытная история, потому что ее сюда принес какой-то мусульманин. Здесь в округе полно татарских деревень. Так вот. Он взял ее у своей бабушки, которая долгие годы рубила на ней мясо, не подозревая, что это икона: настолько доска была грязная и потемневшая от времени. Но очень прочная, поэтому так нравилась бабуле в хозяйстве. Однажды она решила ее хорошенько отмыть, и когда сквозь грязь проступили веки, хозяйка так и ахнула. Попросила внука отнести ее поскорее в православный храм… Снимать иконы в храме без благословения настоятеля никому нельзя, но я сейчас немного приподниму эту и покажу тебе кое-что.

Я заметил, что на обратной стороне кипарисовой доски виднелись глубокие следы от топора.

Когда послушник закончил хозяйничать, мы выбрались на улицу. После прохлады каменного помещения нас окутал душный июньский воздух. Батюшка Серафим уже закончил пропалывать грядку с цветами и куда-то ушел. Наверное, в свой дом выпить чаю, время близилось к обеду.

Мы вышли за территорию скита на деревенскую дорогу. На полях без умолку стрекотали кузнечики, мимо нас с резким жужжанием по своим срочным делам пролетали пчелы, осы и стрекозы.

– Покажу тебе свое любимое местечко в этой округе, – Владимир втянул носом цветочный аромат.

Мы шли вдоль поля с высокой травой, по накатанной колесами машин и истоптанной ногами тропинке, потом – через липовую рощу, вдоль крутого берега Тобола. На деревьях обильно раскрылись золотистые цветы: они наполняли воздух сладким медовым духом. Было слышно, как над цветущими вершинами ветвистых деревьев с густой листвой гудели пчелы. Как здесь сладко пахло!

Мы вышли из аллеи и направились дальше вдоль высокого берега, внизу неслась широкая река. Теперь нам на пути встречались бронзовые свечки сосен и белые тонкие березы.

– О! Посмотри-ка, тут недавно был медведь, – Владимир отодвинул черным ботинком траву и указал на огромный след дикого животного на земле, – любит разрушать муравейники, проказник!

Мне стало не по себе. К моему обычно хмурому настроению добавилась еще и тревога. Я точно не успею убежать, если косолапый случайно выйдет на эту тропу. Хотя… Может быть, это случилось бы к лучшему.

– Вот мы и пришли. Это мыс любви.

Впереди в жарких лучах солнца утопал высокий утес. На нем, недалеко от обрыва, росло одинокое вековое дерево липы с мощным стволом. Не уверен, что смог бы обхватить его двумя руками. Могучие ветви с бело-желтыми цветами почти касались земли. Я подумал, что под пышной кроной наверняка приятно отдыхать от летней жары. Мы направились к нему.

Владимир подвез коляску почти к кромке высокого берега. Честно говоря, я так устал жить в тюрьме своего тела последний год, что сейчас только и мечтал, чтобы песок под колесами провалился. Или, может быть, чтобы Владимир случайно отпустил ручки, и тогда…

От этих мыслей стало горько. Послушник будто прочитал их и откатил коляску немного назад. А еще остался за моей спиной, придерживая кресло.

– Близко не будем подходить, здесь бывают обвалы, – донесся до меня его спокойный голос.

Я видел, как внизу на песчаный берег накатывала одна за другой волны коричневой сибирской торфяной воды. Широкая река Тобол неслась дальше на север. Здесь неплохо бы смотрелся дубель-шлюп, отправляющийся в полярную экспедицию. Такая стендовая модель из ценных пород дерева была в моей частной коллекции. Я думал о том, что зря унес в рабочий кабинет уменьшенные копии парусных судов – китайскую торговую джонку и пиратскую шхуну. Вряд ли я теперь когда-нибудь вернусь в офис, чтобы полноценно работать, а стоимость этих моделей с каждым годом только