Все покупатели тут же поднялись со стульев, и мистер Найтингейл, по-прежнему стоявший возле Эммы, произнес прощальные слова, обращаясь к светским матронам, отвечавшим ему кокетливыми улыбками, и к некоторым джентльменам, снизошедшим до фамильярности с ним.

— Мисс Фэрборн, — обратился он затем к Эмме, продолжая расточать обворожительные улыбки проходящим мимо покупателям, — если этот день не слишком утомил вас, я хотел бы перекинуться с вами несколькими словами наедине, когда все уйдут.

«Неужели он собирается покинуть компанию?» — подумала девушка. Что ж, мистер Найтингейл был весьма амбициозным молодым человеком, и теперь он, наверное, не видел здесь никакого будущего и решил, что по окончании аукциона двери этого дома закроются навсегда. Но даже если бы этого не произошло, то он все равно не захотел бы остаться в компании, утратившей связи, которыми обладал ее покойный отец.

Взгляд Эммы обратился к платформе, с которой спускался Обедайя. Если бы компания потеряла мистера Найтингейла, это стало бы для нее ударом. Но если бы ее покинул Обедайя Ригглз, то аукционы «Дома Фэрборна» просто перестали бы существовать.

— Да, конечно, мистер Найтингейл, — ответила девушка. — Почему бы нам сейчас же не отправиться в хранилище? Это вас устроит?

Они направились в хранилище, но Эмма на минутку остановилась, чтобы похвалить Обедайю, по обыкновению красневшего и смущавшегося.

— Может быть, вы найдете время встретиться здесь со мной завтра, Обедайя? Мне потребуется ваш совет по очень важному вопросу, — добавила Эмма.

Обедайя тотчас приуныл. «Должно быть, решил, что мне нужен совет, касающийся того, как закрыть компанию», — подумала Эмма.

— Да, разумеется, мисс Фэрборн. Одиннадцать часов подойдет?

— Прекрасно подойдет. Тогда увидимся завтра.

Сказав это, Эмма заметила, что двое посетителей все еще не покинули выставочный зал; то были Саутуэйт и его спутник, наблюдавшие, как служители снимали со стен картины, — следовало отправить их новым владельцам, одержавшим победу на аукционе.

Тут Саутуэйт пристально взглянул на девушку, и выражение его лица не оставляло сомнений в том, что он хотел бы, чтобы она осталась в зале. Граф уже направился к ней, но Эмма притворилась, что не заметила этого, и поспешила в хранилище. Мистер Найтингейл последовал за ней.

— Думаю, вы не можете не согласиться, что трагическая кончина вашего отца многое изменила, — сказал мистер Найтингейл.

Он стоял лицом к ней в своей безупречной фрачной паре и при галстуке. Он всегда выглядел безупречно. Высокий, стройный, темноволосый — и совершенный. Эмма представила, сколько часов каждый день у него должно было отнимать это доведение своей внешности до совершенства.

Он никогда ей особенно не нравился. Мистер Найтингейл был одним из тех, кто обращает к миру лицо, вводящее в заблуждение, — фальшивое лицо. Все в нем было рассчитано до мельчайших деталей: он был слишком гладким, слишком лощеным и слишком искусственным. Но, имитируя достоинства, он обнаруживал свои худшие качества.

Они сейчас находились в обширном заднем помещении, предназначенном для хранения предметов, выставляемых на аукцион. В одном конце комнаты хранились ящики для полотен, полки и большие столы, на которых раскладывали другие произведения искусства. Был здесь и письменный стол, за который теперь села Эмма. А мистер Найтингейл встал рядом со столом таким образом, что их даже не разделяла столешница, хотя она бы предпочла, чтобы он стоял подальше.

Разумеется, Эмма была согласна с его оценкой положения дел и с тем, что теперь все изменилось. Но это было настолько бесспорно, что даже не требовало обсуждения; она ужасно не любила пустословие — когда люди говорили об очевидном и пытались объяснить ей то, что она знала и так. Причем Эмма подметила, что мужчины были особенно склонны к таким речам.

Она молча кивнула и теперь ждала продолжения; ей хотелось, чтобы собеседник не мешкал. Ведь вся эта «вводная часть» не имела отношения к сути, заключавшейся в том, что он собирался оставить свое место, и Эмма предпочла бы, чтобы он высказался прямо. К тому же она то и дело мысленно возвращалась к выставочному залу и пыталась угадать, что сейчас делал Саутуэйт и будет ли он еще там, когда она выйдет из хранилища.

Тут Найтингейл наконец проговорил:

— Теперь вы остались одна. Беззащитная. «Дом Фэрборна» потерял хозяина, так что… Хотя сегодня ваши постоянные покупатели проявили к вам доброту, очень скоро они потеряют доверие к вашим аукционам, если вы захотите продолжать это дело.

Мистер Найтингейл всегда казался ей картинкой из модного журнала — все в нем было поверхностным и искусственным, никакой глубины. И тут он явил неожиданные свойства — проницательность и дальновидность. Ведь он сумел догадаться, что она намеревалась продолжать аукционы «Дома Фэрборна».

— Я хорошо известен клиентам, — продолжал Найтингейл. — И они меня уважают. Во время предварительных просмотров клиенты неизменно убеждаются в моем чутье и вкусе.

— Но вы не обладаете такими же чутьем и вкусом, какими обладал мой отец.

Эмма хотела добавить, что и сама лишена подобных дарований, однако сдержалась.

— Да, бесспорно, — кивнул собеседник. — Но и того, что у меня есть, вполне достаточно. Я всегда восхищался вами, мисс Фэрборн, — заявил он неожиданно и одарил ее ослепительной улыбкой, чего никогда прежде не случалось.

Эта улыбка показалась Эмме куда менее пленительной, чем в тех случаях, когда Найтингейл использовал ее как инструмент обольщения какой-нибудь светской матроны — стараясь убедить ее в том, что она проглядела картину, достойную внимания.

Все же Эмма находила его очень красивым мужчиной. Настолько красивым, что это даже выглядело неестественно. И он, конечно же, знал о своей красоте, не мог не знать.

— У нас с вами много общего, — вновь заговорил Найтингейл. — «Дом Фэрборна»… Ваш отец… Наше происхождение и воспитание… Думаю, из нас вышла бы хорошая пара. И надеюсь, что вы благосклонно примете мое предложение.

Эмма уставилась на него в изумлении. Она ожидала совсем другого и теперь, растерявшись, не знала, что ответить. А он глубоко вздохнул, будто набираясь сил, чтобы справиться с неприятной и тяжелой работой.

— Вижу, что вы удивлены. Думаете, я не замечал вашей красоты все эти годы? Возможно, я был слишком скрытен и никак не проявлял своего интереса к вам. Что ж, это говорит в мою пользу. Потому что моя сдержанность была данью уважения вашему отцу и вам. И все же вы похитили мое сердце, и долгие месяцы я мечтал о том, что однажды назову вас моей. Знаете, мне всегда казалось, что между нами существует тайная симпатия, а при сложившихся обстоятельствах я считаю себя вправе…

— Мистер Найтингейл, давайте обсудим все честно, если нам есть что обсуждать. Во-первых, мы оба знаем, что я некрасива. Во-вторых, между нами нет никакой тайной симпатии. В-третьих, вы вовсе не проявляли скромности в изъявлении своих чувств, потому что никогда не испытывали ко мне никаких чувств. И теперь, произнося слова любви, вы чуть не подавились ими. А если вы хотите сделать мне деловое предложение, то так и скажите и не пытайтесь убедить меня в том, что давно питаете ко мне тайную страсть.