– Отведи ее в машину, – взглядом указал на девочку сержант. – Чаем напои, дай поесть, если захочет.

– Ясно, – кивнул Муратов. – А одеяло зачем?

– Так полагается, – строго глянул на подчиненного сержант. – Не в курсе? У человека после нервного шока озноб начинается.

Муратов с сомнением посмотрел на девочку. Озноб ее вроде бы не бил. И судорога не крутила. Но почему-то бойцу страшно не хотелось даже близко подходить к этому маленькому живому существу.

– Ладно, действуй! – Макарычев схватил подчиненного за плечо и подтолкнул в нужную сторону. – Можешь без одеяла.

– А потом что? – спросил у сержанта Портной.

– Отдадим ее ликвидаторам, – затянувшись в последний раз, Макарычев кинул сигарету подальше в кусты – чтобы никаких следов. – Пусть сами с ней разбираются.

Муратов осторожно, как кот, приблизился к девочке, наклонился и улыбнулся. Почти заискивающе.

– Как тебя зовут?

– Это мы уже проходили, – усмехнувшись, махнул рукой Макарычев.

Как будто соглашаясь с хозяином, кот одобрительно мяукнул.

Муратов протянул девочке руку.

– Тебе не холодно?

Не поворачивая головы, девочка бросила на него холодный, равнодушный взгляд. Муратов передернул плечами, как будто за воротник ему кинули кубик льда.

– Ну, ладно… – Он перекинул одеяло через локоть и снова протянул девочке руку: – Пойдем, я отведу тебя к машине. Там у нас есть горячий чай, шоколад…

Быстро, будто боясь, что солдат убежит и оставит ее одну, девочка схватила его за палец. Рука у нее была холодная, а кожа гладкая, как пластик.

– Ну, вот и славно, – натянуто улыбнулся Муратов. – Пойдем…

Макарычев сел на плотный слой сухих сосновых иголок на земле, снял с плеча кота и посадил его рядом с собой. Спиногрыз гордо вскинул голову и кольцом обернул вокруг себя пушистый хвост.

Что-то негромко насвистывая, Стецук отошел к кустам и расстегнул штаны.

Портной внимательно наблюдал за солдатом, ведущим за руку маленькую босоногую девочку. Что-то с этой парой было не так. Что-то неправильное сквозило в каждом их движении.

– Она идет так, будто не чувствует иголок под ногами, – сказала вновь явившаяся из небытия Тарья.

Точно, отметил про себя Портной, ступает, точно по ковру. А ведь среди сухих иголок и шишки попадаются, и сучки…

– Симпатичная у тебя подружка, Миха!

– Что? – непонимающе посмотрел на сержанта Портной.

– Да не тушуйся, Миха, – усмехнулся сержант. – В зоне информационного поля некоторые особо яркие мысленные образы могут материализоваться. Не на все сто. До состояния эдаких полупризрачных субстанций, – Макарычев кивнул на Тарью. – Подружка твоя?

– Не в том смысле… – Портной покосился на Тарью. На его взгляд, она вовсе не напоминала призрака. Выглядела, как живая женщина, которую, при желании, и потрогать можно было. – Ну, то есть мы не встречались…

– Давай, давай, – ехидно улыбнулась Тарья. – Объясни ему, откуда я появилась.

– Старая добрая знакомая, – нашел нужное, как ему казалось, определение Макарычев.

– Ну, вроде того, – вынужден был согласиться Портной.

– И никаких намеков на секс?

Михаил снова посмотрел на Тарью. Да уж, сегодня она выглядела как никогда привлекательно.

– Нет, – покачал он головой.

Возможно, что и с досадой. А, может быть, с обидой.

– А зря, – выбравшись из кустов, усмехнулся Стецук. – Деваха красивая.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулась Тарья.

– Черт! – удивленно вытаращился Стецук. – Она и говорить умеет!

– Что она сказала? – быстро спросил Макарычев.

– «Спасибо за комплимент»… Так, кажется.

– Я тоже это слышал.

– Ну а я что говорю!

– Мысленные образы, даже материализовавшись, не могут разговаривать.

– А я могу, – Тарья убрала за ухо упавший на щеку черный, как вселенский мрак, локон.

– Она может, – подтвердил Портной.

Внезапно Тарья переместилась так, что лицо ее оказалось вровень с лицом Портного. Глаза в глаза. Если смотреть долго, то можно провалиться в чужой зрачок.

– Оглянись! – взмахнула рукой Тарья.

Портной обернулся.

Девочка, которая прежде спокойно шла рядом с Муратовым, держа бойца за руку, непонятно с чего вдруг начала артачиться. Она упиралась голыми пятками в землю, приседала, пыталась вырвать ладонь из руки Муратова. Но при этом, как и прежде, не издавала ни звука. Портному не было видно ее лица, но он был почти уверен, что на нем все то же отрешенно-бесстрастное выражение. Наверное, потому что лицо Муратова, который видел перед собой глаза девочки, было испуганным. Это был не панический страх, способный заставить человека потерять голову и начать совершать глупости, а страх, произрастающий из растерянности и непонимания, когда не знаешь, что делать, и безумно, до дрожи в коленках боишься совершить неверный шаг.

– Муратов, что там у тебя? – крикнул Макарычев.

– Не знаю, господин сержант!.. Она не хочет идти!

– Конечно, – тихо, так, что услышал ее на этот раз один лишь Портной, произнесла Тарья. – Они подошли к границе генерируемого башней информационного поля. Дальше ей нельзя.

– Почему?

– Сломается.

– Ну, так возьми ее на руки! – приказал Макарычев.

– Понял, господин сержант!

Муратов одной рукой сдернул с локтя одеяло, встряхнув, расправил, как тореадор мулету, и попытался накинуть на ребенка.

Девочка дернулась и откинулась назад так, что почти легла на землю. Муратов потянул ее за руку, пытаясь поднять и завернуть в одеяло.

И тут-то как раз послышался странный звук, похожий одновременно на протяжный, тонкий свист и змеиное шипение. Едва услышав его, сержантский кот вскочил на все четыре лапы, выгнул спину, ощетинился, встопорщил длинные усищи и зашипел в ответ.

Из тела девочки, разорвав платье, выскользнуло множество, не меньше сотни, щупальцев – тонких, извивающихся, тускло отсвечивающих, будто алюминиевая проволока. Метнувшись вначале в разные стороны, щупальца быстро собрались в некое подобие готового распуститься бутона. И вдруг, резко распрямившись, устремились к застывшему на месте ошарашенному бойцу.

– Стреляй! – скомандовала Тарья.

Рядовой Михаил Портной пошире расставил ноги, поднял автомат, плотно прижал приклад к плечу, тщательно, как на стрельбах, прицелился и нежно, будто только погладить хотел, надавил на спусковой крючок.

От звука выстрела встрепенулись ветки близлежащих деревьев – сидевшие на них птицы в страхе разлетелись.