— ЛИ! СЕЙЧАС ЖЕ ОТКРОЙ!

Жасмин развернулась и посмотрела мне в лицо:

— Ты можешь сломать эту дверь?

— Могу.

— Тогда ломай!

— Как это «ломай»? Погоди…

— Что?

— Это необходимо? Может, там и не он.

— А кто?

— За дверь придется платить.

— Я заплачу, ломай.

— Погоди, я хоть секьюрити позову.

— Я тебе говорю, ломай!

Хлипкой двери хватило одного удара. Я ударил ногой чуть ниже ручки, и дверь с хрустом ввалилась в глубь кабины.

— Твою мать… — выдохнула Жасмин.

На полу, в луже собственной крови лежал безнадежно мертвый господин Ли Гоу-чжень, бизнесмен из Китая.

До пяти часов утра я успел несколько раз изложить свою версию случившегося сперва милиционерам, затем подъехавшим эфэсбэшникам, а в пять меня отвезли на Литейный, и там все началось сначала.

По долгу службы в Большом доме я бывал, и даже не раз. Но оказаться в роли допрашиваемого пока не доводилось.

Допрашивали трое. Все в одинаковых галстуках, стрижках и гладко выбритые. В отличие от меня.

Вопрос о том, какого рода отношения связывали меня с покойным, сыщики задавали по очереди. В общей сложности восемь раз подряд. То, что знаком я с ним был ровным счетом пятнадцать секунд, они отказывались принимать даже в качестве рабочей гипотезы.

Раз журналист, значит, с китайцем встречался по делу и что-то скрывает. Не хочет помочь следствию.

— Значит, вы не хотите нам помочь?

— Хочу.

— Ну так помогите.

— Я рассказал все, что знаю. Я не был знаком с убитым. Он подошел к моему столику за несколько минут до того, как был убит.

Близнецы-сыщики смотрели на меня и молчали.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Правду.

Глупо получается. Пока я не сознаюсь, они меня не отпустят. А сознаваться мне не в чем.

Я напрягся, и в усталом мозгу забрезжила смутная мысль. Мне показалось, что я нашел убийственный довод:

— Слушайте! Во! Я этому Ли… как там дальше… дал свою визитку.

— Визитку?

— Да, визитную карточку.

— И что?

— Не понимаете? Я дал ему свою карточку, а ведь визитками люди обмениваются только при первом знакомстве.

Минуту подумав, самый гладковыбритый из близнецов встал и молча вышел из кабинета. Двое оставшихся продолжили меня разглядывать.

— Офицеры, у меня кончились сигареты. Может, угостите?

— Здесь не курят.

— Неужели не угостите арестованного?

— Вы не арестованы. Вы приглашены для дачи показаний.

Каких-то восемь часов тому назад я сидел в клубе «Лунный Путь» и уже слышал похожий диалог. Только тогда курить хотела блондинка с именем, похожим на азиатский цветок.

Пьян я больше не был. Ночь прошла. Вспоминать о ней с утра было странно. Как будто все происходило в чужой жизни. Не моей.

Тесный танцпол. Освещенные зеленым светом спайдермены. Горький вкус алкоголя на языке. Большегрудая девица, называющая меня красавчиком.

Что я там делал? Кто я? Откуда? Что вообще со мной происходит последние несколько лет?

Когда на черной «Волге» меня увозили из «Moon Way», Жасмин еще оставалась в клубе. Может быть, дальше по коридору, в точно таком же светлом и просторном кабинете коллеги моих сиамских близнецов точно такими же вежливыми голосами задают ей точно такие же вопросы.

— Ладно. Не курите — и не надо. Но вы, офицеры, и меня поймите. Я не спал всю ночь. Я не думал, что так получится. Я, между прочим, выпил, и вообще… Теперь у меня болит голова. Дайте хотя бы кофе.

Один из эфэсбэшников встал и вышел. Вернулся он с пластмассовым подносом, на котором стояла чашка кофе, стакан воды и таблетка в упаковке.

— Что это?

— Аспирин. От головы.

Я проглотил таблетку и запил ее кофе. Он оказался паршивым: почти не сладким и совсем не горячим. Такой же кофе в фыркающей кофеварке секретарша Оля варит главному редактору моей газеты.

Майор вернулся минут через пятнадцать.

— Вашей визитки среди вещей убитого не обнаружено.

— Не обнаружено?

— В его карманах найдены две авторучки с золотым пером, кошелек, носовой платок, записная книжка, ключи от автомобиля, зажигалка и начатая пачка сигарет.

— А визитка?

— Визитки с вашим именем нет.

— Может, завалилась за подкладку пиджака?

Он с жалостью на меня посмотрел.

— Вы продолжаете утверждать, что до сегодняшней ночи не были знакомы с господином Ли Гоу-чжень?

— Продолжаю.

Офицеры обменялись взглядами и помолчали. Возможно, они владели техникой передачи мыслей на расстоянии и таким образом между собой советовались.

Потом самый старший и самый гладковыбритый спецслужбист сказал:

— Вы можете идти. Вот ваш пропуск. Сдадите его внизу часовому. Это мой телефон. Если захотите что-нибудь добавить к сказанному, позвоните. Если вы нам понадобитесь, вас вызовут.

Вызовут! Fuck! Ставлю месячное жалованье против жетона метро, что, не будь я журналистом, париться бы мне сейчас в следственном изоляторе. Где-нибудь на шестом подземном этаже Большого дома.

Но — благодарение Богу! — я журналист, четвертая власть, бойкое перо, наглая репортерская морда и все в таком роде.

От сознания собственной значимости хотелось гордо поднять голову. Голова была тяжелой, болела и не желала подниматься. На улице по-прежнему шел дождь. Хотя уже и не тот, что ночью.

Накинув капюшон куртки, я прямо по лужам зашагал прочь. Ехать в редакцию было рано. Кроме уборщиц да главного редактора, в такую рань там никого нет. Однако домой, в Купчино, ехать хотелось еще меньше.

В «24 часа» на углу Фурштатской я купил банку пива и решил, что кроме редакции ехать все равно некуда. Так что в магазинчике на первом этаже Лениздата я купил еще четыре бутылки пива. Подумал было о водке, но решил, что ладно, успеется.

В тоскливый кабинет с табличкой: «И. Стогов. Спецкор» подниматься не стал. Прошел прямо в редакционный бар.

Бар в таком месте, как Лениздат, — особое место. Поднимаетесь на третий этаж здания, платите за свое пиво, садитесь за столик и обнаруживаете, что напротив сидит… ну, например, Борис Гребенщиков… или Анатолий Чубайс… или Аль Капоне в обнимку с Микки-Маусом… впрочем, конечно, не в такую рань.