— Ай, ну тебя, чумная, — обиделась подружка и побежала за телегой, тряся толстым задом. Как только умудрилась отрастить такой на приютских харчах? А я осталась одна под сводом надвратных башен.

Вот тут меня и подловил Прыщ.

«Дядька», что в тот раз угощал плетью, появился с улицы и стал в воротах, нехорошо ухмыляясь и постукивая обушком знакомой плети по ноге. А сзади, не торопясь и тоже косорыло лыбясь, шел княжич с тремя подручными без признаков порядочности на разбойных рожах.

«Hy, вот и все», — подумала я, как-то сразу представив все, что воспоследует.

— И что мне с тобой делать теперь, даже ума не приложу, — вздохнул Прыщ.

— А ты посиди, соберись с мыслями, — посоветовала я, пытаясь проскочить мимо «дядьки». Тот даже с места не дернулся, лениво хлестнув плетью стену перед самым моим лицом, да так, что выбитым из нее крошевом больно сыпануло в глаза.

Я вскрикнула от боли и обиды. А Прыщ, воспользовавшись моментом, подскочил сзади и, ухватив за косу, заорал, мерзко брызжа слюной мне на шею:

— Кто отцу сказал, что это ты мне морду разбила?! Ты, тварь поганая? ТЫ?!

Я завизжала, пытаясь вывернуться из его лап, но княжич ударил со всей злобой мне в живот, и я сложилась пополам, а сверху на спину обрушился еще и удар плетью.

— Убью! — ревело над головой, а мягкие сапожки пинали меня в ребра.

И тут случилось.

Дрогнула земля, над головами жутко хрустнуло, и на нас как ливень хлынуло кирпичное крошево.

Враз нечем сделалось дышать и ничего не стало видно. Мы все заголосили еще громче и как глухие летучие мыши заметались от стены к стене, сбивая и топча друг друга без надежды найти выход. Над головами трещало все страшней, земля все жутче прыгала под ногами. Когда стали падать аж целые куски стены и башен и я совсем уже простилась с жизнью, сквозь эту круговерть вдруг молнией промчался всадник, рывком поднял меня к себе и мигом вымахнул на воздух.

Я, лежа поперек седла, в тот миг могла лишь видеть бешено мелькающие ноги черного коня и краем глаза — черный хлопающий на ветру плащ.

И снова, как недавно во дворе у князя, меня обуял ужас и мерзенькая слабость. Я вывернула шею до хруста, чтобы разглядеть спасителя, и тут же кто-то чужой и властный прямо у меня в голове приказал: «Спи», и я уснула, успев лишь разглядеть забавный амулет — прищуренный драконий глаз на золотой цепочке.

А на следующее утро меня вручили Кузьмичу, и мы без помпы отбыли из Белых Столбов в Веж.

Выходит, обиделся-таки Милослав Ясеневич. Я еще раз взглянула за ограду Школы, и мне захотелось позвать мамочку. А что, в таком месте, может быть, и услышит.

— Мамочка, милая, роди меня обратно, пожалуйста. Или не дай схарчить этим упырям. Аминь.

Метелка, также разглядев, кто радостно встречает нас с той стороны ограды, нервно попятилась назад. Но, оглянувшись, вспомнила про свой забег по рыбьим спинам и затряслась всем телом, не зная, как ей быть и где найти путь к бегству.

— Тпру, милая, — потянул вожжи Кузьмич. Но чуявшая нечисть кобыла уже практически и не была на этом свете и точно б понесла, разбив и нас, и сама убившись о деревья, не расступись толпа, не выйди к нам навстречу некто в черном.

— Стоять, — велел он взбесившейся Метелке. И кляча остановилась, правда, как-то по-ненормальному, словно одеревенела.

Я, перестав подпрыгивать на телеге, уставилась на подошедшего.

— Феофилакт Транквиллинович, — представился дядечка, сперва показавшийся мне вполне человекообразным. — Директор Школы Архона.

— А мы этось, вот… — Трясущимися руками Кузьмич подал пожеванный и мокрый документ, который пыхнул паром и просох в руках директора.

— Ну что ж, добро пожаловать, госпожа Верея. Я видел, как вы любовались нашим зданием с той стороны, поверьте, его внешний вид соответствует и духу заведения. Пусть поначалу будет непривычно, но что-то говорит мне — вам понравится у нас. — И, резко развернувшись, он ткнул пальцем в приветственные плакаты на воротцах.

— А тот, кто так безграмотно пишет всякую… ерунду… — Любопытствующую нечисть как ветром сдуло, и остался только черноволосый красавец в ученической мантии, рассеянно оглядывающийся по сторонам.

— П-прастите, а вы у-у, черт, уверены… — начала было я.

— Что вам место в Школе Архона? — вновь обернулся ко мне директор.

— Да! Нет… Да я вообще не нечисть!

Феофилакт Транквиллинович задумчиво потер подбородок, после чего, развернув папир, зачитал:

— Помимо последнего «подвига», заключавшегося в трясении земли и разрушении двух башен княжьего кремля в Белых Столбах, смыв мельничной плотины в Лужицах, буря и сильные ветры в Малых Серпах, огненный и лягушачий дожди в Белполе, там же куриный мор и коровье безумие.

— Мы всего-то одну корову научили танцевать, — чуть не задохнулась я от возмущения. — И ей это нравилось!

— Зато не нравилось ее хозяевам, — улыбнулся директор Школы Архона. — К тому же, помимо любительницы танцев, тут еще сорок три пункта, включая дерзостность характера. Впрочем, — директор спрятал мои бумаги в рукав, — если вы слышите «голоса», испытываете желание летать под полною луной и у вас есть маленький прелестный хвостик, то Школа Ведьм и Чаровниц примет вас не менее радушно.

Я затрясла головой, развеселив главу Школы.

— В таком случае позволь представить тебе старосту факультета общих дисциплин, Анжело.

Красавец с угольно-черными перистыми крыльями засмущался и сначала сделал мне ручкой. Увидев, как я вытаращилась на его черные звериные когти, спрятал руки за спину. Улыбнулся и тут же захлопнул рот, вовремя сообразив, что в нем не меньше сотни по-щучьи загнутых внутрь остреньких зубов. После чего смущенно, как простой мальчишка, пожал плечами — «Извини подруга, не хотел пугать».

— Факультет общих дисциплин включает в себя целый курс небезынтересных лекций по демонографии, культурологии и истории, — вещал тем временем Феофилакт Транквиллинович, осторожно снимая меня с телеги и увлекая за собой в глубь сада прочь от Метелки, деда Кузьмича и осточертевшей, но такой привычной приютской жизни.

Метелка, уже справившаяся и с заморозкой, и с испугом, грустно смотрела мне вслед, понимая, что еще одна подруга навсегда уходит в большой мир. А над осенним парком бодрое эхо разносило уверенную речь директора, множа и усиливая ее, как заправский глашатай кряхтенье городского головы на городском вече.

— … в вашем возрасте не могут не вызывать интерес также курсы личностного и духовного роста. А новые знакомства? А красота, а гармония и покой этих мест, даже архитектура, так поразившая вас вначале, неужто не заставят чуть подзадержаться в наших стенах столь перспективную, как вы, особу?

Слова обволакивали меня, словно пар в парной, и мне с каждой минутой делалось приятней и нестрашней, пока до меня вдруг не дошло, что я уже давно как идиотка улыбаюсь и киваю директору головой, что мне давно все здесь нравится, что хочется сорваться с места, чтобы все осмотреть, влюбиться в Школу и понять, что я никогда к ней не привыкну, все время буду открывать тут что-то новое и новое раз за разом.