Огромное число потенциально жизнеспособных связей объясняет пластичность мозга ребенка [12], его податливость и способность непрерывно меняться под воздействием окружающей среды. Благодаря пластичности незрелый мозг учится новому и быстрее, и намного эффективнее, чем взрослый с его «обрезанными» нейронными связями. Один из лучших примеров — способность детей к языкам. Тщательно настроенный и основательно «подстриженный» мозг взрослого в состоянии усвоить новый язык, но это требует тяжелого труда и целеустремленности. Дети более восприимчивы к звукам чужой речи и куда легче запоминают слова и фразы. Лингвисты доказали [13], что невероятное умение схватывать на лету звуки неродного языка (которое есть у любого нормального ребенка) начинает уменьшаться уже в двенадцать месяцев.

Исследования говорят, что окружающий мир непрерывно перелицовывает наш мозг, изменяя его устройство и функции, — и в итоге можно дойти до точки невозврата. Как известно, нормальное развитие мозга требует [14], чтобы соблюдался баланс между влиянием материальной, вещественной среды и общением с другими людьми. Если чего-то одного недостает, нейроны будут неправильно связываться друг с другом и активироваться не так, как нужно. Хорошо известный пример — зрительная сенсорная депривация. Ребенок, родившийся с катарактой обоих глаз, не сможет отчетливо различать зрительные образы. Если его не вылечить в первые шесть месяцев жизни, он рискует лишиться пространственного зрения навсегда (даже если сам дефект глаз потом устранят). Поскольку участки мозга, ответственные за зрение, бурно развиваются именно в раннем возрасте, детям до семивосьми лет зрительная депривация грозит весьма серьезными последствиями. Столкновение с новыми (компьютерными) технологиями влияет на мозг гораздо слабее, чем болезни глаз, однако все равно оставляет в нем глубокий след — особенно тогда, когда мозг молод и пластичен.

Разумеется, гены тоже играют свою роль, и мы часто наследуем таланты и особенности мышления наших родителей. Есть семьи, где музыкальная, математическая или художественная одаренность проявляется у детей на протяжении многих поколений. Даже едва уловимые особенности личности, похоже, имеют генетическую подоплеку. Однояйцевые близнецы, которых разлучили сразу после рождения [15], познакомившись уже взрослыми, узнают, что выбрали примерно одинаковую работу, назвали детей одинаковыми именами и разделяют друг с другом многие вкусы и увлечения — скажем, оба собирают редкие монеты и предпочитают зеленые обои.

Однако на человеческий геном — полный набор наших генов — нельзя взвалить ответственность сразу за все. Относительно скромное число генов в геноме [16] (как считают теперь, их около 20 тысяч) ничтожно по сравнению с миллиардами синапсов в мозгу. Одной информации, закодированной в генах, недостаточно, чтобы описать бессчетные нейронные связи. Окружающий мир волей-неволей приходится принимать в расчет.

Поэтому-то влияние извне, которому ежедневно подвергается мозг, играет решающую роль в его работе.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Эволюция, по сути, означает движение от примитивных форм к более сложным или более развитым. Когда ваша дочь-подросток учится загружать музыку на свой новый iPod, одновременно с этим сидя за ноутбуком в чате, разговаривая по сотовому и пролистывая свои конспекты, состояние ее мозга усложняется: выбрасываются нейротрансмиттеры, из нейронов вырастают дендриты, возникают новые синапсы. Это каждодневные и ежесекундные перемены в мозгу, с помощью которых он подстраивается под окружающий мир, в конце концов скажутся и на судьбе будущих поколений — так мы эволюционируем.

Чарлз Дарвин, один из самых влиятельных мыслителей XIX века [17], помог нам понять, как человеческие тело и мозг развиваются путем естественного отбора — сложного взаимодействия генов с окружающей средой. По Дарвину, это «сохранение благоприятных индивидуальных отличий и уничтожение вредных». Гены, из которых состоит ДНК, подробный «чертеж» всякого живого существа, определяют, какими мы станем — достанутся ли нам голубые глаза, каштановые волосы, гибкие суставы и абсолютный слух. Гены передаются из поколения в поколение, но при этом в ДНК время от времени вкрадываются ошибки, они же мутации. Эти ошибки ведут к появлению новых умственных и физических качеств, которые в определенных обстоятельствах оборачиваются преимуществами. Скажем, мутация, которая сделала одного из древних людей-охотников чуть зорче, позволила ему раньше замечать хищников и не терять из виду дичь. Дарвиновский принцип «выживания сильнейшего» позволяет объяснить, почему люди с такой особенностью имели больше шансов выжить, добиться успехов и передать свои гены потомству. Мутации в ДНК также объясняют поразительное разнообразие людей.

Однако эволюция мозга не определяется только лишь задачей выжить. Большинству из нас, живущих в развитых странах, доступно все необходимое для существования: жилье, продуктовый магазин неподалеку и телефонный номер 911 для вызова экстренных служб. Благодаря этому мозг может сосредоточиться на более возвышенных предметах, вроде науки и искусства, что, хочется думать, позволяет нам полнее наслаждаться жизнью.

Время от времени случается какой-нибудь природный катаклизм, приносящий человечеству глубокие потрясения и стимулирующий ускоренную эволюцию. Согласно антропологу Стэнли Амброзу из Университета Иллинойса [18], примерно триста тысяч лет назад некий неандерталец догадался, что кость, зажатая в руке, может служить примитивным молотком. Вскоре наши пращуры осознали: если другой рукой удерживать то, по чему бьешь, от молотка будет больше толку. Праворукость (или леворукость) — результат этого открытия. Пока одна сторона мозга совершенствовалась в управлении, предположим, правой рукой, другая запустила эволюцию языка. В мозгу современного человека область, которая контролирует органы речи [19] (зона Брока), находится в лобной доле и вплотную прилегает к области, управляющей движениями рук.

Из десяти людей девять — правши, и их зона Брока расположена в левом полушарии, которое контролирует правую часть тела. У левшей зона Брока, как правило, оказывается в правом полушарии. Некоторые из нас — амбидекстры (то есть без ярко выраженной асимметрии рук), но и они переходят в лагерь «левшей» или «правшей», когда пишут или пользуются инструментом, требующим особо точных движений.

Эволюция языка и совершенствование орудий труда шли рука об руку, что привело не только к разделению на левшей и правшей. Более удобные инструменты требовали от наших предков новых умений: удерживать в голове сложную задачу и планировать путь ее решения. Чтобы копье хорошо лежало в руке и било без промаха, нужно вырезать древко, потом придать правильную форму наконечнику и, наконец, найти, чем одно прикрепить к другому. Без навыков планирования не мог появиться и язык с грамматическим строем: с одной стороны, нужно связывать друг с другом слова и фразы, с другой — аккуратно управлять согласованным движением лицевых мышц и мускулов языка. Принято считать, что это ускорило развитие лобных долей.

Вот пример экспериментов [20], которые нейрофизиологи проводят в наши дни. Добровольца помещают в магнитно-резонансный томограф и предлагают какую-нибудь задачу, и тот, держа ее в уме, должен выполнить вспомогательные задания, которые приближают его к цели. Томограмма показывает активацию нейронов в переднем отделе лобных долей. Этот участок, вероятно, развился у человека в период появления вербального общения и первых орудий труда: благодаря ему наши предки научились решать попутные проблемы, не забывая об основной задаче. И это — одно из главных свойств человеческого мышления.