брака и здоровых детей. Мужчинам, за исключением графов и священников, вход в малую башню был заказан.

Комнатенка, которую выбрал для заточения девы Ордена Альберик, располагалась этажом ниже часовни Всеблагой матери и служила временным пристанищем нищенствующих паломниц и проповедниц, отправлявшихся в земли язычников. Странницы требовали минимальных удобств, так что в комнате не было ничего, кроме застланных волчьими шкурами лежанок, отгороженного тканями алтарного уголка со статуей Пророка, поражающего огненным копьем дьяволов левой стороны, и отхожего ведра. Дева Ордена сидела, подтянув колени к груди, на одной из лежанок, молодая – не старше самого графа, которому исполнилось двадцать две весны – худенькая, с роскошной гривой вьющихся черных волос, большими грустными глазами и тонким упрямым ртом. Увидев деву впервые, Альберик нашел ее по-своему красивой и даже не стал распекать изнасиловавших ее рыцарей. Для них развлечения с девками были не в новинку, а сговорчивых или шлюх в караване не всегда хватало на всех.

В присутствии епископа дева Ордена моментально вскочила на ноги, низко поклонилась и потянулась к руке старика. Болдвин позволил деве поцеловать тыльную сторону ладони и перстень с оранжевым камнем.

– Копье и пламя, – произнес епископ.

– Венец и очаг, – ответила дева.

– Как тебя зовут?

– Аллисанна, отец.

– Посвященная?

– Меня не успели посвятить. – Дева смиренно склонила голову. – Я всего лишь Обещанная.

– Кто была твоя наставница?

– Сестра Лан.

– Какая именно?

– Лан из рода Торнделлов, первая Посвященная при ордене в Райенте.

Аллисанна закатала рукав простенького синего платья и показала епископу татуировку на предплечье: венец, окруженный узором из букв и церковных символов. Болдвин кивнул. Повернувшись к графу, он развел руки.

– Дева говорит правду.

– И что мне делать?

– Прежде всего нужно узнать, – подсказал Болдвин, – кто выступит защитником девы. Насколько мне известно, вариантов не так много.

***

– Она недостойная, само собой, – говорил брат Стурла, наблюдая за тем, как Эдрих наносит старой сосне неловкие удары затупленным тренировочным мечом. – Давно не девственница в телесном смысле, не чужда насилию, унижалась до побирушничества и воровала. Но она все еще дева Ордена, и она попросила помощи у единственного заступника, которого знала: Его Святейшества.

Яростным ударом Эдрих снес тонкую веточку, бросил тяжелую железку в серую траву и согнулся, чтобы отдышаться. Легкие жгло огнем, отвыкшие от тренировок мышцы ломило, перед глазами плыли кровавые круги. И, вопреки ожиданиям, легче с каждым днем не становилось. Будучи послушником, а затем и молодым рыцарем, Эдрих без особого труда выносил любые тренировки, мог без устали махать мечом, бегать или тягать камни. Страдал он только поначалу, а увеличения нагрузок и длительности занятий практически не ощущал. Крепкое, не отравленное алкоголем и бездействием тело, казалось, могло справиться с чем угодно. Теперь же…

Он сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло.

– Полкоролевства за эль!

– Нельзя, – отрубил брат Стурла.

– Да сам знаю!

Эдрих подобрал меч и пошел в сторону лагеря. Путешествовали рыцарь и монах вместе с небольшой группой королевских курьеров, которые за небольшую плату согласились одолжить путникам запасных лошадей. Путь от Скоста, крошечного городишки, где тщетно прятался от собственного позора Эдрих, до летнего дворца, во дворе которого проводились поединки чести, занимал полный небесный цикл, иначе – восемь дней. В пути Эдрих, брат Стурла и их маленькая компания находились уже семь. Каждое утро перед тем, как сняться с места ночевки рыцарь заставлял себя тренироваться. Третий рассвет он проспал и в наказание лишил себя завтрака: махал железкой вместо того, чтобы поедать вяленое мясо с сухим хлебом. Закончился тот день обмороком и падением с коня. После этого Эдрих смирился с собственной слабостью и неминуемой смертью, а тренировки не бросил, чтобы сохранить лицо и не погибнуть в первые же мгновения боя.

Сжевав паек и подсобив курьерам в сборах, рыцарь закрепил седло на сером в яблоках жеребце, угостил скакуна кусочком груши, забрался на него, пришпорил и полностью отдался езде. Скакать верхом Эдрих обожал и умел. В последнем сражении с язычниками магистр поставил его острием клина. Тогда Эдрих сломал копье, загнав его прямо в грудь вражеского вождя, затем выхватил меч и рубил с седла, пока строй варваров не дрогнул. Сколько ему тогда было? Семнадцать? Совсем же еще мальчишка, но уже герой.

– О чем задумался? – Брат Стурла, нагнав Эдриха, вырвал того из воспоминаний. Монах держался в седле так же легко, как рыцарь.

– О том, как был лучше.

– Ты и сейчас неплох.

– Не льсти. Ответчик Весхольга справится со мной, не перднув-не вспотев.

– Может, и нет, – загадочно улыбнулся монах. – Пророк на нашей стороне.

Эдрих вспомнил, как благородному сэру Миллену, выступившему защитником избитого и изнасилованного древком копья монаха, нанятый ответчиком мастер клинка сначала проткнул правую руку, а затем живот. И оставил умирать. Куда смотрел в тот момент Пророк, Эдрих предпочитал не думать, чтобы шепчущие-слева не довели до греховных мыслей. Быть может, сэр Миллен и сам был несовершенен, и поединок стал его наказанием.

Летний дворец выстроили над широкой спокойной рекой, притоком великой Бюры, чтобы у Его Величества в распоряжении была резиденция, в которой он мог бы отдохнуть от трудов, принять эмиссаров южных королевств или понаблюдать за турниром. Защищать дворец в случае войны не представлялось возможным: при его возведении заботились больше о красоте, нежели о надежности укреплений. И в украшательстве зодчие преуспели. Остроконечные башенки доминировали над приземистыми павильонами, окруженными садами. Зубцы на стенах были выполнены в виде волн, так что стража, несущая караул, казалась отважными моряками, противостоящими шторму. С внешней стороны стен всегда пестрели палатки ярмарочных торговцев, а в дни турниров – еще и шатры рыцарских и баронских родов. Ради поединка чести турнир, естественно, не объявляли, так что поле перед дворцом практически пустовало.

Распрощавшись с курьерами, отправившимися дальше, в столицу, Эдрих и брат Стурла отправились к воротам, отбиваясь от ярмарочных зазывал. Стражи позволили путникам пройти, едва брат Стурла назвал свое имя. Судя по всему, весть о бое последнего рыцаря Ордена уже разнеслась по всей стране.

Рыцари обвинитель и ответчик по традиции не встречались друг с другом с момента вызова до поединка. Их селили в разных павильонах. Оставив Эдриха у врат, монах отправился требовать квартиру для поединщика. Рыцарь впервые с