господином Волковым моей депутатской деятельности. И что же ему от меня надо за предоставление мне такой сказочно-реальной помощи?

Выдрина. Зря Вы, Тамара Яковлевна, так взвиваетесь при одном упоминании о Михаиле Владимировиче. Уж не знаю, что там между вами произошло на самом деле. Но в данном случае это не столько ему от Вас нужно, сколько нашей депутатской группе…

Кукушкина (ехидно). Хорошо, Татьяна Михайловна, считайте, что у Вас получилось переключить меня с Волкова на ваш групповой «Любимый город». Вам-то что от меня на этот раз понадобилось?

Выдрина. Тамара Яковлевна, я просто напомню сначала, что когда мы в очередной раз предлагали Вам стать членом нашей группы, а Вы в очередной раз отказались, мы же всё-таки достигли соглашения о возможности переговоров о Вашем солидарном голосовании с нашей группой по конкретным вопросам. Так же, Тамара Яковлевна?

Кукушкина. Так. Договаривались. О каком конкретном вопросе сейчас речь?

Выдрина. Ну, Вы же уже опытный депутат и наверняка сами поняли о каком. У нас необходимость вести подобные переговоры возникает только тогда, когда для принятия нужного нам решения необходимо иметь две трети голосов. В повестке завтрашней сессии такой вопрос один.

Кукушкина. А, ясненько. Наш «Железнодорожник» продать хотите.

Выдрина. Ну почему сразу продать. Приватизировать можно ведь разными способами…

Кукушкина (зло). Хотите продать, но для этого Вам меня купить сначала надо.

Выдрина (возмущённо). Что Вы такое говорите, Тамара Яковлевна!

Кукушкина (повышая голос). Скорее всего, уже продали. Продались и продали! Так же, Татьяна Михайловна?

Выдрина (почти кричит). Прекратите немедленно. Не забывайте, что Вы в кабинете директора школы, в конце концов.

Кукушкина (ехидно-спокойно). А это уже злоупотребление служебными полномочиями с целью оказания давления на депутата представительного органа. (Встаёт.) Я же Вам уже полтора года назад объяснила, и вроде бы Вы поняли тогда… Ха-ха. «Сроду такого не бывало, и вот опять». Повторяю, Татьяна Михайловна, пока я депутат, Вы со мной как директор ничего сделать не сможете. Так что терпите ещё два года. А потом я и сама уйду из этой школы. (Уходит из кабинета.)

Картина четвёртая

На электронных часах задника 14–15. Рябчиков прогуливается с матерью в инвалидной коляске во дворе многоквартирного дома.

Мать. Что у тебя сегодня в киноклубе, Олег?

Рябчиков. Продолжаю ретроспективу экранизаций Чехова. Сегодня показываю «Дядю Ваню» в постановке Кончаловского.

Мать. Замечательный вариант. Смоктуновский, Бондарчук, Мирошниченко, Купченко… Да вообще всё гениально…

Рябчиков. Хочешь посмотреть? Я всё устрою.

Мать. Нет, не надо. Сколько можно. Я этот фильм наизусть помню. Давай лучше в выходные дома посмотрим ещё раз туминосовский спектакль в Вахтанговском. Потом поговорим-посравниваем.

Рябчиков. Ладно, давай. А тебе какая чеховская фраза оттуда вспоминается чаще всего?

Мать. Там очень много хороших… Антон Павлович лишнего не пишет… Вот, например, в последнее время, когда смотрю новости по телевизору, часто всплывает, как молодая жена профессора говорит дяде Ване: «Точно так вы безрассудно губите человека, и скоро, благодаря вам, на земле не останется ни верности, ни чистоты, ни способности жертвовать собою».

Рябчиков. Поменьше смотри телевизор. Лучше в интернете новости читай. Ты же уже там хорошо бродишь.

Мать. Брожу, брожу. Иногда перебродить эти потоки очень неприятно. Но с теленовостями полезно сравнивать. Так что это ты зря телевизор не смотришь.

Рябчиков. Может быть, ты и права…

Мать. А тебе что из «Дяди Вани» часто вспоминается?

Рябчиков (после довольно продолжительной паузы). Доктор Астров там, когда на фабрику по вызову уходит, говорит: «У Островского в какой-то пьесе есть человек с большими усами и малыми способностями… Так это я».

Мать. Олег, опять. Зачем ты себя грызёшь? За что? Ты умный, порядочный мужчина. У тебя хорошая семья. Ты творческий человек – вот, например, киноклуб создал и ведёшь. Тебя депутатом выбрали. Не надо так о себе думать. (Смеётся.) Да и усов у тебя нет.

Рябчиков. Вот. У меня даже усов нет. Не говоря уже о способностях… Но кое на что я оказался всё-таки способен… Надеюсь, что всё состоится.

Мать. Ты о чём?

Рябчиков. Всё, набирается нужная сумма на твою операцию. В понедельник буду связываться с немцами – пусть ставят в очередь и назначают срок предоплаты. Через полгода максимум снова ходить будешь.

Мать (радостно). Вот это новость! Вот видишь, а ты так про себя говоришь… (С недоумением в голосе.) Постой-ка. А деньги такие откуда вдруг взялись?

Рябчиков. Мам, вовсе не вдруг. Я же тебе рассказывал, что в несколько десятков разных организаций обратился за помощью. Вот один благотворительный фонд и выделил.

Мать. Олег, а что ты за это должен будешь сделать?

Рябчиков. Да практически ничего. Это их общее условие. Я должен буду съездить в Москву к ним и выразить благодарность фонду под видеозапись. Ну и дать письменное согласие на использование твоей фамилии и краткой истории болезни и выздоровления в информации о фонде. Ты ведь не возражаешь против этого?

Мать. Нет, конечно, что ты! А чей это фонд? Как называется?

Рябчиков. Мам, у них есть ещё одно общее условие: пока не достигнут бесспорно положительный эффект от оказанной помощи получатель средств не имеет права разглашать эти сведения. Вот прооперируют тебя, встанешь на ноги, я тогда всё-всё и расскажу.

Картина пятая

На электронных часах задника 14–20. Кабинет заведующей Руградской поликлиники Ангелины Николаевны Лисиной. Она за своим директорским столом, лицом к зрительному залу. За приставным столиком справа сидит Константин Иванович Воробьёв, лор-врач этой поликлиники. Оба в идеально белых халатах.

Лисина. Константин Иванович, Вы, конечно, знаете, что Нина Степановна у нас теперь уже окончательно уходит на пенсию. То есть и работать перестанет.

Воробьёв. Да, я деньги на подарок ей тоже сдавал.

Лисина (улыбается). Ну, это само собой. Но я Вас пригласила для разговора о замещении образующейся в связи с этим вакансии на должность заведующего лор-отделением.

Воробьёв. Так у Нины Степановны же заместитель есть. Разве замещение этой вакансии произойдёт не на автомате? Ой, извините, Ангелина Николаевна, за молодёжный слэнг. Я имел в виду…

Лисина (улыбается). Я поняла, не волнуйтесь. У меня дочь Вашего возраста, и не даёт мне отстать от жизни. Но Николая Николаевича вряд ли назначат на это место. У него есть одно нехорошее качество… Впрочем, что я Вам рассказываю, Вы и сами, наверняка, не раз уже видели его в нерабочем, мягко говоря, состоянии… Между нами говоря, если бы не это его качество, то Нина Степановна была бы у него в заместителях, а не