Вот как это происходит. Если на стакан посмотреть сбоку, то мы видим очертания прямоугольника, а если сверху, то круга. Так думает и видит «нормальный» человек. Восприятие шизофреника устроено по-другому. У него в связи с разобщенностью восприятия и мышления стакан, увиденный сбоку как прямоугольник, начинает налагаться на увиденный сверху круг, при этом идет одновременное восприятие этих двух составляющих, и тем самым он понимает, что это цилиндр, коим и является стакан. Ну, тут вы скажете, это только шизофреник может объемно воспринимать предметы, а мы, «нормальные» люди, не можем. Мы что, дебилы какие-то? Но подождите расстраиваться и огорчаться, мы, «нормальные», никакие не дебилы, и пример этот — только начало объяснения, так сказать, на пальцах, чтобы было понятно. Продолжим дальше. Вот, например, художник рисует картину. «Нормальный» художник. И что мы видим? Он нарисовал что-то из обычной жизни, ну, например, портрет или пейзаж. И так натурально получилось, что прямо как на фотографии. И все понятно, все конкретно, видно и леса, и поля, и людей с их выражениями лиц. А что нарисует «шизофреник»? С первого взгляда и не разберешь! Возьмем, например, известного художника-«шизофреника» Василия Кандинского, и что мы видим? Обычному человеку и не понравится его рисунок. И не увидит он там художественной гениальности. «А отчего же?» — спросите вы. А оттого, что у художника, страдающего шизофренией, есть разобщенность восприятия и мышления, и оттого-то он и рисует то, чего нет на самом деле. Он себе воображает какой-нибудь образ, а мышление не может его приземлить до земного состояния и привязать к чему-то конкретному. Вот тут-то линии и поплыли во все стороны. Вот здесь и начинается абстракция. Вы, конечно, можете возразить: а где прогресс? А я вам скажу на это вот что. Если бы не было художников-шизофреников, то они, эти самые художники, соревновались бы между собой до такой степени точности отображения объектов, что в конце концов получилась бы фотография, написанная маслом. А так, если посмотреть на шизофреническую картину, развивается абстрактно-логическое мышление, начинаем подключать фантазию, заставляем себя думать. Вот и получается, что картины, написанные шизофрениками, полезны для развития людей. Вот и идет прогресс в искусстве. Создается что-то новое.

Немного хочется еще сказать о шизофреническом прогрессе в науке. Ведь там по той же схеме идет развитие прогресса. Новые открытия совершают люди не от мира сего. Как это происходит? Возьмем, например, физиков. Если бы у них было нормальное мышление, то они бы ничего нового не открыли, они могли бы развивать то, что было придумано до них. Например, мог ли нормальный человек, у которого стройность мысли зашкаливает и он вычленяет главное из второстепенного, открыть, что Земля круглая или что Земля вращается вокруг Солнца? Думаю, нет, ему сказали главный постулат, что Земля плоская, стоит на трех китах, а Солнце вращается вокруг Земли, и никаких гвоздей. Он так и живет до смерти, не пытаясь ослушаться, ведь он-то знает, что это главное, а думать, что все может быть устроено по-другому, — это второстепенно по отношению к главному. Вот тут-то шизофреники и не дремлют, они-то считают все главным, и то, что Земля плоская, и что, может, и не плоская. И им легче пойти по другому пути, потому что их мышление не останавливает, оно идет отдельно от других психических функций. И тут открываются новые горизонты, и тут появляются открытия — двигатель прогресса.

Почти все изобретатели выглядят как больные-шизофреники. Но об этом мало кто знает. Даже сами они не догадываются. Изобретателей можно разделить на две категории. «Продуктивные» — созидатели, и «непродуктивные» — непризнанные гении. На одних мы смотрим с восхищением и прощаем их странности, а на других мы смотрим с сожалением и раздражением и не прощаем им всяческих отклонений от нормы поведения, и даже пытаемся их лечить. А ведь общество могло бы использовать и тех и других с одинаковым успехом. Ведь так называемые «непродуктивные» изобретатели могли бы из своих никому на сегодняшний день не нужных изобретений создать некую базу данных и законсервировать их до лучших времен. Когда уровень развития общества достигнет уровня познания изобретения, вот тогда его достать из закромов родины, тогда-то оно и станет полезным. А может, и того проще, использовать эти изобретения среди таких же больных людей, и они точно какую-то лепту в прогрессивное развитие человеческих идей превознесут, копаясь в непонятном.

Вот так и происходит в жизни, что какому-то больному, который что-то новое открыл или сделал, мы прощаем все, а идеи другого, которые, может, не достигли еще нашего уровня развития, мы признаем бредом.

Ну, вот и переходим к персоналиям. Начинаем потирать ручки: ну кто же, кто же они, эти великие больные-шизофреники? Устраиваемся поудобнее. Начинаем рассказ.

Всех их, конечно, не перечислишь и не упомнишь, но на знаковых в своих областях человеческой деятельности остановимся.

Первый великий «шизофреник» — это библейский Каин, который убил своего брата Авеля. «Почему?» — спросите вы. А потому, что налицо эмоциональная холодность у товарища Каина, не мог он испытывать теплых родственных чувств эмоциональной близости к ближайшему родственнику (а ведь это один из самых важных признаков шизофрении), вот и убил вилами родного брата из-за своих эгоистических побуждений. А может, и «голосишки» внутри головы заговорили, но об этом история умалчивает.

Давайте перейдем от былинной древности к прекрасной музыке, которая покоряет наши чувственные сердца. Сидишь порою в филармонии и слушаешь, как гениально исполняют вечную классику, при этом и мысли в голову не придет, что такое музыкальное блаженство шизофреник написал. Наглядным примером такого вот чувственного диссонанса нам может послужить великий признанный гений всех времен и народов, а для медицины попросту больной человек — Моцарт.

Моцарта насиловала болезненная гениальность, то есть шизофрения, как вы уже догадались, заставляя ощущать музыку помимо его воли. Можете себе представить, собрались вы по своим делам на улицу, а тут свыше начинают насильно в голову вкладывать гениальные музыкальные произведения. Вы, конечно, откладываете трость и цилиндр в сторону и бегом за нотный лист, записывать скрипичные и басовые ключи вперемежку с диезами и бемолями. И вот вроде муза отпустила вас, вы опять при параде, и только открываете входную дверь, как новый поток музыки, как ураган, заталкивает вас в глубь дома все к тем же приевшимся бемолям и диезам. В очередной раз отойдя от умопомрачительного приступа гениальности, вы, так осторожно пробираясь по стеночке, крадетесь на цыпочках, чтобы ни муза, ни блуждающий поток гениальной музыки не накрыл вас случайно опять, резким прыжком выпрыгиваете на улицу и идете как будто спокойно по своим делам. Как вдруг на вас находит «вдохновение», вы уже догадываетесь и начинаете понемногу разбираться в диезах и бемолях, которые, как рой назойливых мух, набрасываются на ваши якобы стройные мысли, и вы, как человек с внезапно возникшей медвежьей болезнью, ищущий укромное местечко под названием «м/ж», бросаетесь на любой предмет, способный оставлять на себе гениальные записи нот. Порою на улице это оказываются стены домов, которые впоследствии остаются в росписях давно вам уже известных диезов и бемолей. Идя вот по такой улице, понимаешь, что Моцарт живет где-то рядом.