А на другой день вечером я опять слышал, как он бродит вокруг дома… Прошел я в ту сторону, где треск раздался. Тишина… ни звука… Так мы ночью больше и не встретились, хотя я его искал…

— Но вы ведь сказали, Приверт, что видели его два или даже три раза. Так?

— Да-да, но это было днем… и после уж. Недели две спустя. Ехал я на мотоцикле. Жара была, хотелось пить. Остановился я. Невдалеке там низкое место. Топкое и заросло малиной… ягоды вот такие и уже осыпаются. Пока я ел, добрел до отводной канавы. Слышу — треск! Сперва я подумал, что это черные… ну, что кабаны дикие сквозь кусты ломятся.

— А на самом деле?

— Да, это был он. Волоком доволокся… ползком приполз к воде. Долго пил чавкая… Нас разделяло метров пять, не больше, я стоял у канавы по другую сторону. Удивился еще, что он меня не видит. Слепой что ли? — еще подумал. И вдруг вижу — бог ты мой, так и есть! Он слепой! Там, где должны быть глаза… там одна гнойная рана, и над ней рой мух… Тут оно и сделалось, доктор.

— Что именно?

— Сталось что-то с моим зрением. Воздух вокруг сгустился и стал зеленым… как при солнечном затмении. И солнце виделось уже не огненным диском, а походило скорей на мучное сито… серое и все исчерченное мелкой клеточкой… Веки у меня горели. Я промыл глаза в канаве. Но не помогло. Мое зрение куда и девалось… Зато слух, спасибо хоть, стал острее: воронов я услыхал издали. Сперва не понял только, что те следуют за ним. А когда стали кружить над лесом черной стаей… Кричать и каркать, кругами летать, кругами, тогда уж… тогда до меня дошло, что крик их о нем… его смерти дожидаются. Ведь не сумасшедший же я, чтобы этого не понять. И я оказался прав: его конца они поджидали, на него своим карканьем смерти кликали… По во́ронам я нашел и его самого. Он лежал на боку без движенья. И пока я стоял раздумывая, подойти мне или нет, одна птица слетела и вонзила в него свой клюв. Он дернулся, и дрожь прошла по всему его телу. Ворон взмахнул крыльями и сел на дерево… смотрел издали, однако не улетал. Я пошел домой и воротился с ружьем… Теперь на нем сидело уже несколько птиц, вонзая кривые твердые клювы в его бок, который больше не дергался. Тогда я снова побрел домой, принес лопату и подошел к нему. От дроби на его шее было несколько ран. В них ползали черви. Сколько там надо — в такую теплынь… Летали мухи и всякая мошкара. Я вырыл яму и его закопал. И во́роны не могут мне этого простить… гонятся за мной… мучают и терзают… хлопают крыльями, каркают… кричат хриплым голосом… Я прогоняю их: кш, кш! А они — видите?.. Не очень-то и бегут, окаянные… сядут в кружок и толкутся, переступают с ноги на ногу, видите?.. Расправляют крылья, разевают клювы… ждут, когда можно будет впиться в тело… и снова подлетают… и снова кружат надо мной так близко… Ой, клюют! На помощь!.. Рингольд выстрелил мне в глаза… Я любил его… он был для меня все равно как бог… А он меня… он меня у-би-ил…

— Сейчас мы прогоним воронов, они улетят. Сейчас все кончится, Лось Приверт!.. Сестра! Сестра!..