Фрэнку нравится размышлять о долгом пути волн, которые, зарождаясь около Японии, преодолевают тысячи миль по северной части Тихого океана, чтобы разбиться у здешнего пирса.

Любителей поплавать на досках тут хватает. Ловцы губок и всякие чудаки – эти, их право, сидят на берегу и наблюдают. А настоящие ребята, охотники, ищут волны повыше. Большие волны, которые с громовыми раскатами разбиваются у не раз пройденных, хорошо известных мест, чьи названия звучат как литания во славу серфингистов: Бойл, Рокслайд, Лескумз, Аут-Та-Сайтс, Бёрд-Шит, Оспрей, Пескис. Они по обе стороны пирса на юг и на север, а Гейдж, Аваланш и Стабс – дальше вдоль берега.

Фрэнк волнуется, мысленно повторяя названия.

Он знает их все – для него они священны. Их много около пирса – но если пойти дальше по берегу, литания продолжится. С севера на юг – Биг-Рок, Рокпайл, Хоспитал-Пойнт, Бумер-Бич, Блэкс-Бич, Сисайд-Риф, Сакаутс, Свамиз, Ди-Стрит, Тамарак, Карлсбад.

Для местного серфингиста в этих названиях заключено колдовство. Они больше, чем просто названия – каждое место пробуждает воспоминания. Фрэнк вырос тут в благословенные шестидесятые, когда морской берег в Сан-Диего был словно рай, безлюдный, необжитой, без серфингистов и чужаков.

Бесконечное лето.

Казалось, день никогда не закончится, вспоминает Фрэнк, глядя, как подкатывает волна и разбивается о пирс. Встаешь на рассвете, как теперь, и, будто проклятый, рыбачишь на отцовской лодке – ловишь тунца. Днем возвращаешься, и наконец-то можно идти к друзьям на берег. Плаваешь на доске до темноты, смеешься и несешь всякую чепуху, дурачишься, стараешься показать себя девчонкам, наблюдающим за тобой с берега. Отличное было время – много свободы и много пространства. Время виндсерфинга и беззаботности, звучных гитарных переборов Дика Дейла и песен «Бич Бойз» – они пели о тебе, они пели о твоей жизни, о твоих славных летних денечках на берегу океана.

А потом молча провожаешь солнце. У них, дружков-приятелей, и их девушек это было ритуалом, привычным признанием – интересно, в чем? Несколько тихих почтительных мгновений, когда смотришь, как солнце прячется за горизонтом, а океан становится оранжевым, розовым, потом красным, и тогда думаешь, до чего же тебе повезло. Даже ребенком он знал, что быть тут в этот час – чертовское везение, и, слава богу, ему хватало ума этим наслаждаться.

Когда последний красный луч исчезал с глаз, они все вместе принимались собирать хворост, чтобы сложить костер и приготовить рыбу, или хот-доги, или гамбургеры, – короче говоря, все, что могли раздобыть, а потом усаживались вокруг костра, принимались за еду, и тогда кто-нибудь брал в руки гитару и запевал «Шлюп Джон Би», «Барбару Энн» или какую-нибудь старую народную песню, а еще позже, если везло, можно было, прихватив одеяло, убежать подальше от костра с девчонкой, и уж тогда… От нее пахло соленой водой и лосьоном для загара, и она позволяла просунуть руку под лифчик купального костюма, и не было ничего прекраснее этого. Ты мог пролежать с ней всю ночь, а потом, утром, проснувшись, бегом бежать в док, чтобы не опоздать на работу, ну, и все сначала.

В те времена он был способен на такое – пара часов на сон, весь день ловля тунца, потом серфинг, ночные забавы – и как ни в чем не бывало. Теперь уже не то – теперь стоит недоспать, и все утро не по себе.

Золотые были денечки, думает Фрэнк, и неожиданно на него снисходит печаль. Кажется, это называют ностальгией? – задает он себе вопрос, отмахиваясь от грез, и идет в закуток с наживкой, все еще вспоминая лето в это холодное сырое зимнее утро.

Мы думали, что лето будет длиться вечно.

И никогда не думали, что будем промерзать до костей.

Через две минуты после того, как Фрэнк открыл магазин, пришел первый рыбак.

Почти со всеми рыбаками – его постоянными покупателями – Фрэнк знаком, особенно с теми, кто приходит в будние дни, в отличие от воскресных рыбаков, вынужденных всю неделю работать в своих конторах. Итак, утром во вторник он обслуживает пенсионеров, которым за шестьдесят пять и которым нечего больше делать, как стоять на холоде, под дождем, пытаясь что-нибудь поймать. Давным-давно здесь стояли азиаты – в основном вьетнамцы, но еще китайцы и выходцы из Малайзии – пожилые ребята, для которых это была работа. Таким образом они добывали себе еду и очень удивлялись, что можно ловить так много и ничего за это не платить, всего лишь купить лицензию, малость наживки, и закидывай себе удочку в океан, а потом его дарами корми семью.

Черт побери, думает Фрэнк, разве не этим занимались здесь все иммигранты испокон веку? Он читал о том, что у китайцев здесь была целая флотилия джонок в 1850-х годах, пока иммиграционные законы не прикрыли их бизнес. А потом его собственный дед и другие итальянские иммигранты стали ловить тунцов и нырять за морскими ушками. Ну, а теперь азиаты вновь принялись за свое и кормят семьи тем, что дает им море.

Его клиенты – пенсионеры и азиаты, потом еще молодые белые «синие воротнички», главным образом подсобные рабочие с ночной смены, которые считают пирс своим родовым наделом и возмущаются азиатами, занимающими «их места». Половина этих ребят ловит рыбу не удочками, а арбалетами.

Они не рыбаки, размышляет Фрэнк; они – охотники, поджидающие добычу и стреляющие, едва заслышат плеск. Стрелы у них на длинных лесках, чтобы вытаскивать рыбу из воды. И частенько они стреляют слишком близко от серфингиста, так что тут уже бывали из-за этого стычки, и серфингисты с ребятами, у которых арбалеты, косо посматривают друг на друга.

Фрэнку это не нравится.

Рыбалка, серфинг, вода должны радовать людей, а не ополчать их друг против друга. Океан большой, ребята, места всем хватит.

Такова философия Фрэнка, и он делится ею со всеми, кто готов его слушать.

Все любят Фрэнка Наживщика.

Постоянные покупатели любят его потому, что он всегда знает, какая рыба у пирса и на что она клюет, и потому, что он никогда не продаст неподходящую наживку. Случайные рыбаки любят его по той же причине, а еще потому, что если такой рыбак привезет с собой в субботу сынишку, он точно знает, Фрэнк не обойдет его своим вниманием и обязательно подскажет место, где клев получше, даже может потеснить постоянного клиента. Туристы любят Фрэнка, потому что он всегда улыбается, шутит, делает комплименты женщинам, даже немного флиртует, но никогда не переходит границу.

Таков Фрэнк Наживщик, каждый раз на Рождество украшающий свой магазинчик, как Рокфеллеровский центр, наряжающийся на Хэллоуин и раздающий сладости всем, кто оказывается поблизости, устраивающий соревнования для детей и одаривающий призами всех малышей без исключения.

Местные жители любят его, потому что он спонсирует местную бейсбольную команду, оплачивает форму детской футбольной команды, хотя ненавидит футбол и никогда не посещает игры, за свой счет рекламирует каждое драматическое представление старших школьников и ставит баскетбольные корзины в парке.