Прервав восхитительный поцелуй, Бог Любви спросил:

— Ты по мне скучала?

— А Римский Папа — викарий?

Я хохотала как на псих-пати (то есть МНОГО И ГРОМКО).

Он ответил:

— Нет, не викарий.

О чем это мы разговариваем? Я уже потеряла нить.

К счастью, БЛ хотел рассказать мне про Лондон и «Стифф Диланз». Мы пошли к «Луиджи» выпить капуччино. Я много раз говорила, что никогда не заказываю капуччино — во избежание эффекта Санта-Клауса, то есть появления таких, как у него, усов. Вообще-то, я довела это умение до совершенства. Секрет в том, чтобы пить кофе как хомяк. Надо очень сильно сжать губы и втягивать его через середину рта. Вообразите, что вы хомяк, пьющий кофе в «Хэмми» — знаменитой хомячьей кофейне. «Ой, заткнись!» — одергиваю я себя.

Бог Любви рассказал мне все об агенте, который предлагал им контракт на запись, о том, как они жили в крутом отеле с обслуживанием в номере, и о поездках по Лондону.

Между глотками хомячьего кофе я спросила:

— А вы видели смену гордеев?

Он переспросил:

— Смену гордеев?

Ой! Я забыла расхомячить захомяченные губы.

— Гвардейцев. Смену гвардейцев[11].

Ему было реально все равно, что его подруга — полная кретинка, потому что он наклонился ко мне через стол и поцеловал меня. При всех! В кафе! Как во французском фильме. Все смотрели. Конечно, это означало, что я не могу отлучиться, чтобы подправить блеск для губ в туалете. Быть подругой Бога Любви — тяжкий труд. Возможно, некоторым это неизвестно.

Мы вышли от «Луиджи» и, рука об руку, направились к моему дому. К счастью, Робби по сравнению со мной достаточно высокий. Мне нет нужды шагать по-орангутаньи на полусогнутых ногах, как я ходила с Марком Большой Варежкой. У нас с Робби руки — одной длины. Наверное, это означает, что мы с ним прекрасная пара!

22.05

Когда мы дошли до начала моей улицы, я сказала Богу Любви, что ему лучше не показываться моим родителям из-за всей этой ботвы с Ангусом.

Он спросил меня, что случилось, и я объяснила:

— Наоми залетела, и все переводят стрелки позора на Ангуса, хотя, как понимаешь, он теперь не как все мужчины — по части прибамбасов.

Напоследок БЛ подарил мне совершенно изумительный номер б 1/4 (языки и покусывание губ). Я сумела не упасть и даже помахала ему на прощание рукой, как нормальный человек. Мне нравится думать, что я справилась с ситуацией как искушенная женщина.

Именно так мне нравится думать. БЛ встречает меня во вторник после школы. Ур-р-р-а!

Все будет супер-сверх-наикласснейше и, возможно, bon[12].

22.32

Как всегда, ошиблась. Когда я вошла, фазер впал в свой дежурный приступ безумия:

— Для тебя наш дом — чертов отель!

Если бы! Санитарные инспекторы закрыли бы это заведение, если бы увидели, в каком состоянии моя комната. В каком приличном отеле можно в гардеробе найти детские какашки?

Кухня

Маман была одета в то, что, по ее мнению, было сексуальным неглиже. Стараясь не обращать на это внимание, я спросила:

— Как прошла вечеринка котолинчевателей?

Мистер и миссис Дом-Напротив считают, что Ангуса надо вообще переделать в меховую шапку. Однако им пришлось признать, что он непричастен к беременности Наоми.

Кажется, мама находит это очень смешным. Впрочем, это та самая женщина, которая на мой вопрос, случалось ли ей изменять парню, ответила: «Да! Было классно!»

Бедняга Ангус — невинная жертва Нао- миной краснопопости. Это мне урок на тему «Куда может завести вопиющая, неистовствующая краснопопость». Мне повезло: удалось вырваться.

22.45

Эта напряженная жизнь так меня измотала, что у меня едва хватает сил очищать, тонизировать и увлажнять кожу, не говоря уже о завивании челки. Мне не терпится улечься отдыхать в своем будуаре любви.

23.00

Либби СНОВА затащила все свои игрушки ко мне в кровать! Все лежат голова к голове на моей подушке. И некоторые из ее игрушек на самом деле — одни головы! Точно не знаю, как опыт обезглавливания поможет ей в ее будущей карьере, но у нее это обалденно ловко получается.

Либби выглянула из гардероба в нудиках[13], но с БОЛЬШИМ КОЛИЧЕСТВОМ маминых теней для век, покрывающих не только веки.

— Пивет Жижи, это я!

— Я знаю, что это ты. Либбс, послушай, милая, иди-ка к себе в свою теплую, уютненькую кроватку и…

— Заткнись, негодник, устраивайся поудобнее!

— Либби, я не могу устроиться, у меня на кровати слишком много твоих вещей.

— Нет!

— Да!

— Залезай!

— Послушай, дай-ка я уберу хоть что-нибудь, чтобы освободить местечко… Слушай, можно я возьму эту старую картофелину…

— Р-р-р!

— Не кусайся!

12 ночи

Если мне еще раз придется петь колыбельную мистеру Картошке, я, наверное, застрелюсь.

Я пошла к спальне моих так называемых родителей, встала под дверью и стала разговаривать с ними из коридора. Мне случалось видеть папу в пижаме, — вид не подходящий для такой артистичной и чувствительной натуры, как моя.

— Эй, это я, Джорджия. Помните меня? Я ваша дочь. А другую дочку, Либби, помните? Два фута шесть дюймов, блондинка, бессмысленно свирепая… Это имя вам что-нибудь говорит?

Папелло заорал:

— Джорджия, что тебе теперь нужно? Почему ты не в постели? Тебе завтра в школу!

— Привет, отец. Как мило снова с тобой поговорить!

— Джорджия! Если мне придется вылезти из кровати и выслушивать твою ерунду… Знаешь, ты еще не настолько взрослая, чтобы тебя не выпороть…

Выпороть? Он совсем крезанулся? Он меня в жизни ни разу не ударил. В прошлый раз, когда я его довела, он запустил в меня шлепанцем, промахнулся и разбил свою (не)клевую чашку в форме попы.

Я чуть не ввалилась в спальню, так как мама неожиданно открыла дверь, на которую я опиралась. Я едва не уткнулась носом в ее нунга-нунги[14].