Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, я ничего против трупов не имею. Надо и надо, мало ли кто нашу пигалицу престарелую огорчил, может вообще трофей старый или что-то в таком духе, только вот мало того, что морда трупа была мне слегка знакома, так он еще и бултыхался в каком-то наполненном зеленой жидкостью саркофаге! С лампочками там, с панелями, с подсветкой и прочей тряхомудией!! С трубками, уходящими в горло через рот и ноздри!
— А? — заинтересовалась «чистая» моим состоянием и слегка неадекватным взглядом. Проследив за ним, она затем снова обернулась ко мне и помахала лапкой эдак пренебрежительно, сопроводив это еще одним звуком, — Ааа…
Мол, мелочи. Ничего такого. Не обращай внимания на голого мужика в резервуаре, он тут просто так, для антуражу. Юлька тоже сидит на своем канделябре, глазками хлопает, типа чего это ты, добрый молодец, с утра не весел, чего челюсть-то отвесил?
Едрит вашу мать!
— Ой, да ладно! — закатила глаза мелкая брюнетка, не выдержав моего молчаливого, но настойчивого охреневания, — Что ты так смотришь? Это Вольфганг.
— Слыыыыышь…, — утробно проворчал я, проглотив квадратный глоток кофе, давно остывшего прямо во рту.
— Вот ведь какой, — самым, что ни на есть женским жестом воткнула руки в боки несносная девчонка, — Вольфганг это! Вольфганг Беккер! Тот самый эмпат, что об тебя угробился пару месяцев назад!
Обосраться и не жить. Ладно, окей, чего уж там…
— Какого лешего он у тебя маринуется?! — взорвался я, борясь с давно уже выработавшимся настойчивым желанием выпороть эту засранку.
— Надо! — показала та розовый язычок.
— С иностранцами сама трахаться дальше будешь, — пригрозил я единственной санкцией, что была в моем распоряжении. Угроза была ни разу не шуточной. Сидящие у нас под боком беженцы, коих стало больше аж на три штуки, были чемоданом без ручки. Бросать некуда и жалко, персонала на них нет, доверия к этой молодежи — ноль. Плюс они еще отдельным ярмом на шейке этой стервозы болтались, ибо обе наши китайские госпожи от сомнительного удовольствия возни с беженцами отбрыкнулись своими многочисленными обязанностями. А так как наша Вероника хоть и редкостная многостаночница, но прямо уж распластаться между мной, призраками и «гостями» не может, поэтому вынуждена просить моей помощи.
Сложные у нас взаимоотношения. Ну… она же готовит. Вы бы попробовали её чебуреки! А ведь я не первую жизнь живу. Внешность и душа — это, конечно, важно, но солянка, плов, драники, плацинды, чебуреки, беляши, бак-беляши… Да я на этой жратве наконец-то набрал мясо, которого всегда так не хватало! И рост благодаря растяжкам «бойцовского клуба» уже не позорные метр восемьдесят, а нормальные один-девяносто-один! Да и вкусно…кто в сиротском доме не рос, тот цену вкусной еды не знает!
В общем, сложные у нас взаимоотношения. Зато без сношения!
— Ой, всё, — страдальчески хрюкнула наша дива неосапопсихологии, мученически вздымая глаза к потолку, — Ну превратился этот придурок в овощ, то что — выкидывать его что ли? Вот, проверяю теорию, что будет, если ты сверхсильного эмпата будешь день за днем облучать своей мозговой пустотой, Витя! Только и всего!
Добро пожаловать в мою жизнь, уважаемая, но совершенно несуществующая публика!
…вот что мне ей сказать? «Нет, мы не можем его оставить! Сделай так, чтобы через час я его не видел!».
Брр… ладно, поживем с мёртвым немцем. Ах нет, с телом в коме, которого я облучаю с помощью своей экспатии, ровно также, как и призраков, живущих этажом выше. Там еще и Сидорова живет. Которая меня боится. Пойти, что ли, трахнуть её? Сиськи, конечно, ужасные, но почему бы не попробовать закрыть сразу парочку гештальтов? Устроим друг другу терапию. А если она при виде меня сознание потеряет, ну… тогда терапия будет только у меня.
Тем временем Кладышева, ни грамма не стесняясь, залезла на стол с ногами, прошагала по нему на четырех костях до меня, демонстрируя в декольте свежие черные трусы взрослого покроя (и всё остальное), а затем утешительно похлопала по плечу. Мол, ты крепись, большой пись. То ли еще будет.
Тоже любит стрелять по гештальтам дуплетом, уважаю.
— Шипоголовый! — внезапно зарычал интерком у двери, — Выходите все во двор! Оденьтесь! Иностранцев провожаем!
— Чего? — недоуменно переглянулись мы с Кладышевой.
— Забирают их, — ворчливо отозвался динамик голосом бабы Цао, — Внезапно. Поэтому оденьтесь. Нормально оденьтесь! Там целый двор… забирающих!
Убиться об забор.
— И кому понадобились наши беженцы? — риторически вопросил я воздух, отставляя недопитую кружку кофе.
— Второй район, — ответил мне слегка насыщенный псевдоматерией светящийся воздух, отзывающийся на имя «Юлька» и являющийся, в некотором общесоюзном смысле, моей невестой.
— Кончились твои рычаги давления, Изотов! — радостно я был похлопан вторично, на этот раз по жопе. Затем негодяйка унеслась к своему немцу одеваться, а я за тем же самым проследовал к себе, душа острое желание заглянуть под кровать. А вдруг у меня там, ну… эскимос?
Перед «Жасминной тенью» действительно творился какой-то кавардак. Четыре (!!) здоровенных туристических «Икаруса» с затененные стеклами, куча молодежи с суетливо-озабоченным видом, пара мордоворотов класса «номенклатурщик отожратый озабоченный», кургузая тетка с папкой подмышкой, бегающая хромой курицей между всеми ими. И наши подопечные, выходящие из своего жилища со своим обычным испуганным видом, тащащие с собой чемоданы и сумки.
Вообще, пришло мне на ум при разглядывании всего этого действа, оно полностью оправдано. В Европе и Южной Америке творился лютый, заворачивающийся всё круче и круче, водоворот «охоты на ведьм». Неосапиантов преследовали беспощадно, изгоняя, избивая, калеча, атакуя их родных и даже друзей. На каждого настоящего человека со сверхспособностями уже приходилось более десятка невиновных жертв, что парадоксальным образом озлобляло людей еще сильнее.
Мы просматривали некоторые телепередачи и… я охреневал от того, что люди орут на камеру. Фемки и прочие лгбтшные пародии на человека, верещавшие с экранов о том, что их жизни, чувства и права извращенцев важны в моем прошлом мире? Пф, у тех было хотя бы легко определяемые желания продемонстрировать свое существование, заработать денег и добиться льгот. Здесь же… был настоящий мрак. Чистая дистиллированная ненависть.