– Только никому не говори, хорошо? – попросил Гоша.

И протянул к нему раскрытые ладони, на которых что-то лежало. Брови Фомина сами собой поползли вверх.

– Это будет нашим секретом, – добавил Старцев.

17 января 2016 года

Он в последний момент успел задержать шаг, балансируя на одной ноге. Прямо под рифленой подошвой ботинка, еле видная среди густой травы, холодно мерцала ловушка, переливалась радугой, словно бензиновая пленка на воде.

Смутное чувство дежавю промелькнуло и пропало, сменившись запоздалым испугом и мурашками вдоль спины.

Игорь перенес вес тела и убрал ногу, с облегчением поставив ее назад.

– Чего там? – раздраженно зашипел из-за спины Гриф.

– Аномалия, – не оборачиваясь, ответил Фомин. – Здесь не пройдем.

Гриф грязно выругался, но опомнился, сбился и забормотал неразборчиво. Старый плут вспомнил, что нельзя ругать Зону. Однако в последний год он все меньше следил за собой, и это было тревожным звоночком.

– Хорошо, – недовольно буркнул он. – Возвращаемся к бочкам. Ряба, топай первым.

До слуха Фомина донесся сокрушенный вздох, тут же пресеченный сухим кашлем Грифа. Игорь повернулся и двинулся в обратном направлении, привычно ступая след в след за идущими впереди.

Гриф был сухим, старым и сморщенным, как забытый на дне мешка финик. Болезненная худоба, некая птичья дерганость в движениях, а также неразборчивость в луте красноречиво показывали за что этого человека назвали Грифом, а неприятный скрежещущий голос лишь усиливал это сходство. Никто точно не знал сколько ему лет и как зовут на самом деле, но говорили, что он топчет Зону с самого дня Посещения. Впрочем, этот факт никоим образом не прибавлял Грифу уважения или веса – сталкером он был посредственным, хабар таскал паршивый, много пил и впустую спускал все, что зарабатывал. Портящийся с годами характер никак не делал его душой компании, а дурная привычка не всегда следить за собственными словами вообще лишила старого сталкера какой-либо приятного общения. Единственное, что было у Грифа не отнять, – он отлично знал Зону и брал за услуги проводника меньше других. Именно из-за этого Фомин с ним и связался.

Впереди, за угловатой фигурой сталкера, маячил Валера Рябинин, Ряба. Его бочкообразная фигура с несоразмерно тонкими руками сутулилась и раскачивалась из стороны в сторону, словно Ряба всегда брел по колено в воде. На год младше Игоря, Валера окончил ту же школу, что и Фомин, но до недавнего времени они не были даже знакомы. Однако Игорь считал, что ничего от этого не потерял.

При первой встрече Валера вызвал у Игоря стойкое ощущение, которое он мог бы описать словом «рыхлость». Это отсутствие жесткой фактуры прослеживалось у Рябинина во всем – в круглых чертах лица, в его манере говорить вкрадчиво и тихо, в плавных движениях, в желании угодить всем и одновременно выгадать для себя кусок получше. Вместе с тем Валера обладал обширными знакомствами среди сталкерского сообщества, к тому же знал цены и спрос, словно заправский рыночный аналитик. В другое время быть бы ему клерком, но судьба распорядилась по-иному.

– Стой, – словно вьючной лошади, прокаркал Гриф. – Не видишь куда прешь, бестолочь?

Он догнал замершего Рябу и ткнул ему в спину узловатым пальцем.

– Угробить нас решил? – зашелестел старый сталкер. – Не видишь где гайка лежит?

– Вон она, – промямли Валера, несмело указывая в траву.

– Дурья башка, – Гриф хлопнул Рябе по затылку. – Это же десятка! А у нас восьмерка. Ты, вообще, размеры различаешь?

– Ну…

– Это не наша гайка, пузырь ты вонючий. Нашу ты шаг назад проворонил. Откуда ж вы взялись на мою голову…

Гриф привычно затянул песню про двух дураков, решивших идти в Зону «не зная броду», которые делают из него, уважаемого в свои годы сталкера, такого же дурака, который с ними связался лишь из-за начинающегося слабоумия и врожденного человеколюбия. При этом Гриф чуть было не помянул нечистого, который послал ему «двух пузырей вонючих», но вовремя осекся, суеверно сплюнув через плечо.

Брюзжания Грифа давно уже стали для Игоря привычными. Старый ходок любил пожаловаться на судьбу, но, покуда ему платили за работу, он ее выполнял по мере сил и желания.

– Далеко еще? – прервал словоохотливого Грифа Фомин.

Старик дернул нижней губой с растущим под ней венчиком седых волос, зыркнул из-под бровей, отодвинул в сторону притихшего Рябу и ответил сухо:

– Рядом уже. Видишь комбайн? Нам туда. Только поле обойти нужно, там «зеленка». Ну пусти…

Гриф выудил из кармана «путеводную» – крупную гайку, привязанную к мотку крепкой капроновой нитки, походя продемонстрировал ее Валере, дабы тот запомнил «какие наши», и легонько, навесом, швырнул вперед. Гайка лениво описала дугу, плюхнулась возле старой тракторной покрышки, сквозь которую проросла тонкая березка с облезлой корой. Гриф, прищурившись, осмотрел место падения, вытягивая и без того длинную шею, пожевал бледные губы, примеряясь.

– Идем, – наконец мотнул он головой и осторожно побрел к гайке, выбирая нитку. Парни двинулись следом – сначала Ряба, Игорь замыкающим.

До комбайна шли около часа, выискивая безопасный маршрут. Показав как нужно идти, Гриф быстро уступил место Фомину, пристроившись за ним. Игорь и не ждал, что старый прохвост остаток пути будет «первым номером», потому безропотно взвалил на себя эту обязанность.

Дорога вышла извилистой. Удачно обогнув яму с застывшей на дне «зеленкой», похожей на густую жидкость ярко-изумрудного цвета, уткнулись в разлапистую кляксу «комариной плеши». На то, чтобы обозначить границы гравиконцентрата, ушло двенадцать гаек. Когда наконец бурчащий Гриф вновь забросил «путеводную», прокладывая отрезок пути, та легла вроде бы хорошо, но старый сталкер остался недоволен. Приглядевшись, Фомин различил обрывок грязной тряпки с черной пуговицей – рукав куртки с почерневшими обломками лучевой кости. Ткань давно прогнила и потеряла цвет, земля вокруг выглядела безопасной, даже маленькие розовые цветочки смотрелись мило и совсем по-нормальному. Это называется «Зона прикидывается» – хитрая шельма морочит голову и пытается усыпить бдительность. Только дураки попадаются на подобные трюки.

Пришлось опять возвращаться, нервируя подергивающуюся от шума шагов «зеленку». Попавшая в западню аномалия бессильно выкидывала ложноножки на стенки ямы, но не могла преодолеть гравитацию и подняться вверх. И все равно проходить мимо нее было неуютно.

Со стороны сгоревшего сарая, от которого остались лишь три рассыпавшиеся кирпичные стенки и торчащие в разные стороны трухлявые балки, донесся стрекочущий звук, будто кто-то водил пластиковой карточкой по тёрке. Потом раздался резкий и пронзительный свист, оборвался на высокой ноте, и у сталкеров на секунду заложило уши.

– «Бродяга» проснулся, – прокомментировал Гриф, ковыряясь тощим мизинцем в ухе. – Туда тоже не пойдем.