Чарли хотелось рассказать обо всем этом Инману, но прямо ведь не скажешь, только выставишь себя на посмешище. Поэтому он решил подойти с другой стороны.

— Инман, — начал Чарли, — а я тебе, случаем, не рассказывал, что мой папаша одно время работал на этой земле?

— Вот как? Когда же?

— Да давненько, я тогда еще мальцом был, лет десяти.

— И чем он занимался?

У Чарли вырвался смешок:

— Да ничем, сдается мне. Он и пробыл-то здесь всего месячишко-другой. Обошел половину плантаций к югу от Олбани, да только нигде долго не задержался.

Инман промолчал; Чарли, вглядываясь в лицо собеседника, так и не понял, что тот думает на сей счет. Может, Инману было неловко слышать о босяцком происхождении семейства Крокеров? Ведь сам он — выходец из «старой» Атланты. Хотя… «старая» Атланта — понятие весьма условное. Она никогда не считалась «старым добрым Югом», не то что Саванна, Чарльстон или Ричмонд, где богатство происходило от земельных угодий. Атланта возникла у железной дороги, ставшей источником ее процветания. Она выросла на пустом месте полтора столетия назад; деньги здесь делались исключительно на перепродажах. За свою историю город успел дважды сменить название. Первоначально поселение называли Терминалом — по конечной станции, проходившей рядом с новой железной дорогой. Потом — Мартасвилем, в честь Марты, жены губернатора. И лишь затем переименовали в Атланту, по названию Западной Атлантической железной дороги, самонадеянно полагая, что ветка, соединяющая город с Саванной на побережье Атлантического океана, придаст Атланте статус порта. И все же Чарли не мог не признать, что Армхольстеры входили в число лучших семейств Атланты, чье богатство росло вместе с самим городом. Армхольстер-отец основал фармацевтическую компанию еще в те стародавние времена, когда отрасль только-только развивалась, а уж сын превратил компанию в промышленный конгломерат «Армакско». Хотел бы Чарли очутиться на месте Инмана… «Армакско» — огромное предприятие, оно объединяет в себе столько разнородных компаний и так прочно стоит на ногах, что ему не страшны никакие экономические спады. Инман, подобно сказочному Рипу Ван Винклю, мог бы проспать хоть двадцать лет, а его «Армакско» работало бы как часы, неизменно давая прибыль. Хотя Инман вовсе не стремился отойти от дел. Наоборот, охотно присутствовал на заседаниях правления, произносил речи на банкетах, ему льстили все эти реверансы в сторону «Инмана Армхольстера, великого филантропа», он с удовольствием совершал приятные путешествия на север Италии, юг Франции и бог знает куда еще на принадлежавшем «Армакско» «Фолкэне-900»; стоило только Инману щелкнуть пальцами, как подчиненные вокруг начинали суетиться, и ему это нравилось. Имея такую мощную корпорацию, Инман мог восседать на своем троне столько, сколько заблагорассудится, пока не дожует последнюю отпущенную господом порцию барашка в мятном желе. В то время как он, Чарли, вынужден работать сразу за нескольких. Что называется, один в поле воин! Приходится уламывать буквально каждого. И все держится на его собственном авторитете! Прежде чем доверить ему, Чарли, огромные кредиты, клиенты должны поверить. И поверить… в него лично! Должны увидеть в нем гения, которому все под силу и у которого не бывает осечек. Это должна быть не просто его компания, а его, снова его и только его! Кажется, он, Чарли, оступился, слишком возомнил о себе… Зачем понадобилось возводить высотку в округе Чероки, венчать ее башней в сорок этажей, да еще и называть собственным именем? Подумать только — «Крокер Групп»! До сих пор никто из застройщиков Атланты не решался обнаружить столько самомнения, неважно, было оно у них или нет. И теперь эта дылда торчит наполовину пустая и лишь напрасно выкачивает деньги.

Тревожная мысль молнией обожгла мозг. Нет, только не здесь… только не в Терпмтине… не в такое превосходное утро, когда самое время охотиться на перепелов. И Чарли снова заговорил об отце:

— Тогда, Инман, мир был совсем другим. Вот как-то в субботу вечерком у охотничьего домика…

И умолк на полуслове. Ехавший впереди доезжачий Моузби остановился, глянул назад и приподнял шапку. Это было условным сигналом. Над осокой прокатился его низкий голос:

— Сто-о-йка!

Все увидели, как в классической стойке пойнтера, вытянув нос и приподняв хвост, замер Кнут — учуял в осоке перепелиный выводок. Позади Моузби встал Хлыст, приняв точно такую же стойку, развернувшись в ту же сторону.

Фургоны остановились, все притихли; Чарли с Инманом спешились. Для Чарли в езде верхом были свои преимущества — запрыгивая на лошадь или спрыгивая, он переносил вес тела на левую ногу и не страдал от боли в правом колене. Едва Крокер коснулся ногой земли, как один из его парней в желтых спецовках, Эрнест, подъехал верхом и взял под уздцы обеих лошадей. Чарли вытащил из кожаного чехла ружье, загнал в оба ствола по патрону, и они с Инманом начали пробираться сквозь осоку. Нога затекла; Чарли прихрамывал, однако боли не замечал. Он чувствовал приток адреналина; сердце гулко стучало. Сколько ни охоться на перепелов, каждый раз все происходит как будто впервые: собаки делают стойку, и стрелок идет на притаившийся выводок. Инстинкт заставляет перепелов прятаться в высокой траве, а затем вдруг «выстреливать» вверх, быстро набирая скорость. Про перепелов так и говорят — «выстреливают». На них охотятся только по двое, больше нельзя. Птахи стремительно разлетаются в разные стороны, сбивая преследователя с толку. Охотники входят в раж и в погоне за целью так вертят стволами, что представляют опасность скорее друг для друга, чем для перепелов. Даже и с двумя стрелками небезопасно. Вот почему Чарли велел помощникам надевать желтые спецовки — не хотел, чтобы какой-нибудь дурень из числа гостей в пылу охотничьего азарта разрядил ружье в его парня.

Инман занял позицию справа от Чарли. Между ними как будто пролегла невидимая черта: Чарли мог стрелять только тех птиц, что оказывались по левую сторону. Стояла такая тишина, что Крокер слышал собственное учащенное дыхание. Он чувствовал на себе взгляды всех присутствовавших: жены, гостей, погонщиков мулов, сопровождающих, егеря… «Да… притащил сюда прямо-таки армию… да еще затеял с Инманом пари… сто долларов поставил… и все это слышали».

Чарли держал ружье почти у самого плеча. Казалось, прошла вечность, хотя на самом деле — секунд двадцать, не больше…

— Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Перепела выстреливали из травы, с невероятным шумом разрывая воздух. Звук казался просто оглушительным. Серые комочки разлетались во все стороны. Белое пятно. Чарли крутанул ствол влево. «Держи его, держи его впереди птицы!» Он выстрелил из одного дула. Не зная наверняка, но надеясь попасть. Еще одно белое пятно. Ствол взметнулся прямо вверх. Снова выстрел. Птица в небе запнулась и стала падать.

Чарли стоял, держа ружье и вдыхая острый запах пороха; сердце колотилось. Он повернулся к Инману:

— Ну как?

Инман покачал головой, да так энергично, что щеки затряслись, не поспевая:

— Дерьмо! Прошу прощения, дамы, — его жена Эллен, Бетти и Холберт Моррисси, а также Стэннарды слезли с повозки и теперь направлялись к стрелкам, — первого пропустил: улизнул, паршивец. — Казалось, Инман в ярости сам на себя. — Второго, может, и достал, да поди разбери… Вот черт! Пардон, еще раз пардон, дамы. — Он снова покачал головой.