Это сорвало мои планы. Но… яобязан отсюда вырваться. Янехочу быть игрушкой! Янехочу быть подопытной крысой! Я, чтоб их, человек! Иядолжен узнать, кто яикакого хрена вообще тут оказался! Если понадобиться, тояуничтожу ихвсех!

—Сэр!— бойцы прищёлкнули затворы автоматов.— Онрезко изменился влице. Сканеры активности сИИпришли квыводу, что онможет напасть!

—Вам шокирующие устройства зачем были даны⁈— возмутился учёный, после чего шум издинамиков оборвался.

Яуже было хотел броситься всторону колб, разбить их, чтобы получить товещество, чтобы поглотить его, ведь явно якак-то это мог делать. Нотут мне вгрудь что-то ударило, авесь мир вокруг просто померк.

Очнулся яуже рядом скамерой, номне тут жедали знать, что нестоит этого показывать. Знакомство стяжёлым прикладом прошло неслишком здорово. Потекла кровь. Ноона была чёрной. Как уголь. Как смола. Ибыла тягучей, как тажидкость. Нонеразумной.

—Вот твой новый дом,— усмехнулся один изних, идвое закинули меня вкамеру сочень иочень толстыми стенами, без окон, без кровати, без каких-либо удобств, только одна дырочка вуглу икругом бетон.— Привыкай, тварь, теперь тыбудешь жить только так, ха-ха-ха-ха!

Они все ржали. Все четверо. Все стянули ссебя маски, подняли свои визоры сИИ, тесамые синие полоски перед глазами. Ноявидел ихлица. Изапомнил. Всех четверых. Один ихних увидел мой взгляд, дал знак остальным, все стали резко серьёзными. Перехватил автомат, подошёл комне, слегка нагнулся итихо сказал, даже почти прошептал:

—Добро пожаловать вдивный новый вид, урод,— аследом очередной удар прикладом имрак.

Пробуждение вышло неособо приятным. Точнее, вообще неприятным. Вкус крови ворту. Ощущение пустоты иболи вживоте. Гул извон вушах. Пульсация ввисках. Острейшая боль вполушариях. Дрожь вруках. Рябь вглазах. Всё это было разом. Если просто кратко, чувствовал ясебя отвратительно.

Приняв хоть какую-то более-менее горизонтальную позу, ястал более внимательно осматривать моё новое «жилище». Ноирассматривать тут было нечего. Пустота. Одни серые бетонные стены. Даже серо-жёлтые или серо-коричневые. Свет— одна единственная лампочка, которую явно откопали надоисторическом складе, чтобы неискать замены. Почему яэто знал⁈ Почему яэто понимал⁈ Почему янемог вспомнить, чёрт возьми, кто ятакой⁈

Нопока ятут сидел, пока бездействовал, уменя было время подумать. Почему уменя столько ненависти внутри? Почему яхочу уничтожить всё вокруг? Это более-менее объяснимо, явплену, скорее, даже… яврабстве. Сослов учёных, ямёртв. Реально мёртв. Тот фрагмент памяти, что явидел, только подтверждает это. Нотак лиэто…

Начинаю усиленно ковыряться вголове, пытаюсь восстановить всё то, что мне было доступно, разложить пополочкам, систематизировать, сгладить, просветлить, дополнить… икартинка складывалась несамая радужная. Если, конечно, верить той памяти, которая уменя осталась. Или досталась. Может, это была инемоя память, амне еётолько навеяли⁈

Новлюбом случае… первая большая картинка. Ягулял скем-то, лица непомню, ноотчётливо различима женская фигурка. Судя повсему, молодая девушка только-только вошла втот возраст, когда можно всё иотсвобод кружится голова. Ощущения… нуона мне точно была приятна, мне нравился еёзапах. Малины и… корицы? Да, что-то такое. Корица была куда сильнее.

Помню, она смеялась, что-то рассказывала, мне тоже было весело. Мне было хорошо! Обстановка была умиротворяющей, мышли понабережной, где-то торговали пирожками, где-то цветами. Ядаже купил цветы этой девушке. Пассии? Возможно. Непомню. Ноточно ясней тогда виделся непервый раз. Иневторой. Идаже непервый десяток. Мыбыли достаточно близки, чтобы общаться наразные темы, ноненастолько близки, чтобы дело дошло досекса.

Что жебыло дальше… адальше внезапно загудела тревога. Воздушная. Откуда-то яэто знал. Служил? Скорее всего. Либо это очень сильно впаривали населению. Почему-то ябыл уверен, что обычный человек незнает, что такое воздушная тревога. Нояточно знал. Девушка нет. Она растерялась. Яеёпотянул засобой. Куда-то всторону домов. Контуров невидел. Этажность тоже. Только цвета. Синий. Голубой. Белый. Пара розовых домов. Имыпобежали. Вэтот миг небо стало краснеть. Даже багроветь.

Ударило поушам. Девушка испугалась. Начала визжать. Яеёприжал ксебе. Продолжили бежать вместе. Рядом снами была толпа народа. Показалась техника. Слишком быстро, подумал тогда я.Такого неможет быть, чтобы засчитанные минуты вгороде появились военная техника иогромная толпа военных. Они знали. Готовились. Нонаселению ничего несказали. Боялись паники? Вероятно. Нонефакт.

Сначала была лёгкая техника, которая перевозила людей. Восновном тяжёлая пехота, втяжелой броне смассивными орудиями. Тридцатимиллиметровые пушки вруках людей. Мощно. Новсиловых костюмах ничего особенного. Сейчас некоторые двадцатимиллиметровые винтовки смодификациями рук-груди могут держать одной рукой истрелять почти без отдачи. Опять. Откуда яэто знал? Почему такие факты есть вмоей памяти? Нопочему янемогу узнать города? Почему янемогу узнать девушку, которую оберегал⁈

Злость нарастала. Яэто чувствовал. Беспамятство— самое огромное наказание. Ноесли тыонём незнаешь, тонестрашно. Аязнал. Уменя вголове были крохи какой-то информации, обрывочной, которая всё ещё восстанавливалась, вспышками, отдавала невероятной болью вголову, пульсацией ввисках, нашее, груди, руках. Мне было ФИЗИЧЕСКИ больно вспоминать. Ноядолжен был. Ябыл обязан. Ответы навопросы будущего всегда можно постараться найти впрошлом. Незря говорят, что нужно сделать шаг назад, если прямой дороги сейчас невидно.

Дальше начали появляться танки. Военные что-то кричали, те, что были влёгкой экипировке ещё иактивно жестикулировали, указывали направление. Нотут сработала какая-то реактивная система. Противовоздушная. Названия незнал, ноточно знал, что если эти ракеты полетели, товсё очень плохо. Цель несбить. Номожно раздробить. Разделить начасти. Это был метеорит. Даже астероид. Огромный. Мог стереть город слица нашей планеты.

Небо окрасилось вспышками. Секунда. Две. Три. Пять. Десять. Двадцать… удар! Взрывная волна дошла через двадцать секунд. Расстояние неменее шести километров досбитой цели. Много. Есть шанс, что осколки разлетятся начасти. Обернулся, несбавляя хода. Чертыхнулся. Вместо одного огромного куска камня нанас падало два поменьше. Один точно вводу, второй… второй падал точно нагород. Практически нанас.

—Бего-о-о-ом!— первая отчётливая фраза, которая всплыла изпамяти.

Еёкричал какой-то офицер, наего лице был страх, ноиуверенность тоже. Ондорожил своей жизнью, нобыл готов умереть, чтобы защитить то, что любит больше всего. Планету. Континент. Город. Улицу. Дом. Семью. Ради этого онбыл готов навсё. Это читалось унего налице. Это отражали его глаза.

Адальше… дальше была пустота. Сколько быянепытался восполнить промежуток между моим появлением вдоме, где наменя набросилась татварь имежду текущими событиями, столько уменя неполучалось ничего сделать. Эти воспоминания были словно… дефрагментированы. Словно моему мозгу требовалось ещё немного времени, чтобы всё привести впорядок. Новремени уменя пока предостаточно… дадим… восстановим… поймём…