Эрствин быстро справился с сыром и похлебкой и, как обычно, принялся вертеться на скамье, норовя украдкой заглянуть под мой капюшон. Я сделал вид, что не замечаю его бестактности… Меня все зовут сейчас Хромым, а если бы я не носил капюшон – наверняка бы прозвали Кривым или Меченым, из-за здоровенных шрамов в пол-лица. Я не люблю, когда кто-то рассматривает мое лицо. Люди при виде этого уродства либо брезгливо отворачивались, либо принимались деланно-сердобольно кивать – противно! Подумаешь, шрамы. Если бы они могли видеть те отметины, что остались в моей душе… Я доел, дослушал наивные разглагольствования Эрствина по поводу планов его папаши и, перехватив взгляд Керта, поманил его пальцем. Кивнул толстяку на оставленные на столе монеты и тяжело поднялся, опираясь на палку.

– Ну, Эрствин, мне пора. Спасибо за компанию, идем, я провожу тебя до перекрестка.

– Спасибо за ужин, – мальчик вспомнил о манерах, – только давай лучше я тебя провожу.

– Нет, друг мой, ты прекрасно знаешь, что благородному дворянину, такому, как ты, негоже появляться у моей берлоги. К тому же темнеет. Тебе пора.

Да уж, мое пристанище находится в такой части города, куда юным господам весьма опасно соваться темными вечерами. Я проводил мальчика до перекрестка, с минуту подождал, пока он не свернул на улицу Колесников, ведущую к “чистой” части города, махнул в ответ на его прощальный жест. Затем постоял еще минуту, прислушиваясь. Было довольно светло, но уличная шваль уже могла начать свой промысел. Нет, все было тихо. Я не спеша побрел к своей хибаре. Пока добрался, уже порядком стемнело, на улицах было пустынно и мои шаги, сопровождаемые постукиванием клюки, гулко отдавались эхом в пустых дворах…

– Эй, убогий, слышь-ка, постой, – раздался за спиной неприятно-гнусавый голос.

Я обернулся. От тени дома отделились две фигуры.

– Слышь, убогий, погоди-ка…

Я шагнул им навстречу, поудобнее перехватывая палку. Почему-то люди прежде всего замечают мою хромоту, а уж затем – мою тяжелую клюку. Непростительная опрометчивость.

– Э, да это Хромо-ой… – протянул приятель гнусавого, – идем, Клещ.

– Но… – начал было Клещ, однако напарник схватил его за руку и насильно увлек за собой.

Тени снова растворились в темноте под стеной дома. Не знаю никого Клеща, да и другого я тоже не помню – однако он меня определенно узнал. Ну и Гангмар с ними, даже лучше, если кто-то подтвердит, что я вернулся домой из харчевни. Не исключено, что мне понадобится алиби, причем – именно из уст таких вот “клещей”. Сегодня ночью, кажется, предстоят довольно опасные приключения. До дома было уже недалеко и я добрался, никого больше не встретив. Сделав вид, что опираюсь рукой о стену (мало ли кто может наблюдать за мной – ну хотя бы из дома напротив), я на самом деле прикоснулся к защитному амулету в дверном косяке и отключил охранное заклинание, а затем уже отпер замок. Кажется, заклинание в порядке, никто не пытался ко мне проникнуть. На замок надежды мало, он способен помешать лишь наиболее честным из граждан Ливды, любой мало-мальски практичный человек отпер бы его без труда. Заклинание всяко лучше. Я толкнул дверь – она со скрипом распахнулась – затем прислушался и принюхался, осторожность не бывает излишней в этом прогнившем городе. Да нет, вроде все в порядке, можно войти. Ну вот я и дома. Теперь запереть дверь, проверить окно. Порядок. Я нагнулся за кроватью в углу, нащупал тайник в стене и поместил туда мешочек с монетами, отстегнув его от пояса. Деньги – мой ежедневный рабочий инструмент, но этой ночью мне предстоит несколько иная деятельность, нежели валютный обмен. Я извлек из тайника завернутые в тряпку колдовские снасти. Ну, вроде все. Можно идти на работу.

* * *

На дорогу до Ренприста ушло еще около месяца. Никаких особых приключений не было, просто я старался быть осмотрительным и не рисковал оправляться в путь с ненадежными попутчиками. Ну и никогда не странствовал в одиночку, уж на это у меня хватило благоразумия. По дороге я смотрел, слушал, если удавалось – воровал. Но этим я занимался изредка, с большой неохотой и крайне осторожно. До сих пор не понимаю, почему я не стал действовать обычным путем – не пошел в ученики к какому-нибудь колдуну. Ну, пришлось бы несколько лет носить ученический капюшон – что ж тут такого?.. Но вот втемяшилось мне в голову, что я не должен раскрывать пред посторонними свой колдовской дар. Вообще-то, способности у меня невелики. Сказать по правде, как колдун я немногого стою, зато если к прочим умениям присовокупить толику магии – это существенно повышает мои шансы. Так что, возможно, в этой детской скрытности было куда больше смысла, чем кажется. Но, видать, от судьбы не уйдешь – кончилось все тем же самым – капюшоном. Я никогда не снимаю на людях свой капюшон…

На входе в славный городишко Ренприст я заплатил медный грош – как все. Позже, став менялой, я часто задавался вопросом, куда ренпристская община девает такую гору медяков. Профессиональный интерес, так сказать. Каждый день сотни медяков поступают в городскую казну из кружек привратников. Летом, пожалуй, и по тысяче в день, да нет, больше, гораздо больше… Должно быть, у них есть постоянный контракт с оптовиками, с какой-нибудь крупной меняльной конторой при гевском дворе. Но в тот день, когда я впервые опустил свой грошик в грязную облупленную кружку ренпристского привратника, меня волновали совсем другие вопросы. Я впервые увидел знаменитое здание с вывеской “Очень старый солдат” и был потрясен его гигантскими размерами. Я впервые шагнул под эти легендарные своды… Помню, сердце билось и трепетало в ожидании чуда… А чуда не произошло. Ренприст не заметил меня, еще одного наивного юнца, приведенного сюда глупыми надеждами. Меня даже не “проверяли на гниль”, как это называют солдаты. Никто в зале не пытался меня оскорбить, спровоцировать, хотя с другими новичками частенько это проделывали. Теперь-то я понимаю, что это отсутствие ко мне интереса на самом деле было более унизительно, чем “проверка на гниль”, после которой новичок становился своим в большом зале “Очень старого солдата”. А меня просто не замечали. Это было обидно и даже опасно – у меня кончались деньги, а воровать в Ренпристе я не решался. Наконец, когда я уже совсем отчаялся, мне подвалила удача. Лето было в разгаре, наемники требовались многим сеньорам – и я попал во временную команду, набираемую каким-то городишкой. Как же он назывался? Кажется, Вердель. Да, Вердель. В то лето на городок регулярно устраивали налеты люди графа Анракского – того самого, что, говорят, сгинул перед самым началом этой заварухи в Империи. Вот горожане и решили увеличить число постоянно вооруженных людей. Они наняли тогда в “Солдате” около сотни человек – новичков вроде меня. Мы стоили недорого, и к тому же договор подразумевал выплату большой премии в конце службы при очень небольшой ежедневной оплате. Забегая вперед, скажу – граждане славного города Верделя здорово сэкономили на этой сделке. В Ренприст к осени мы вернулись вчетвером – из сотни без малого человек. Человеческая жизнь в Геве стоит не больше, чем в любом другом месте. То есть примерно столько, сколько вход в Ренприст – медный грош.

Итак, служба в Верделе. Мы круглосуточно несли стражу на стенах, четырежды отбивали серьезные приступы людей Гезнура Анракского, ремонтировали стены после штурмов. В промежутках между этими боями было еще несколько мелких стычек, охрана обозов, а также две больших драки с подвыпившими вердельскими мастерами в городском кабаке. К слову сказать, во время такой драки мы тоже потеряли одного из наших… У кого-то из местных оказалась тяжелая рука…